— Нет.
— Значит, будет государственный, — вздохнул Григорий Степанович.
— Я не буду подавать заявление, — вдруг произнес Марко.
— Как? — на него уставились четыре пары удивленных глаз.
— Не буду, я их прощаю, и все улажено.
— У вас пробита голова! — напомнил ему следователь.
— Ерунда! Всего лишь какая-то фанера, она не могла нанести серьезный вред здоровью. Думаю, что девушки не хотели нас бить ею, просто сильный порыв ветра выхватил этот плакат из их рук и опустил мне на голову.
— Что ты говоришь? — недоуменно уставилась на него Виктория. — Да они стукнули тебя! Ты потерял сознание от удара.
— Господин Тозини, вы подумайте хорошо, — постучал карандашом по столу следователь, — она может быть опасна. Вдруг она огреет плакатом потяжелее еще кого-нибудь?
— Вот пусть другой и решает ее судьбу, я заявлять не буду, — пожал Марко плечами.
— А я буду! — сказала Виктория. — Моей жизни была угроза? Была! Вот и примите от меня заявление. Кроме того, испорчен мой костюм за тысячу долларов и блузка за пятьсот евро. Я требую компенсацию!
Мила открыла рот — у нее отродясь не было таких денег.
— А вы, господин Тозини, будете подавать иск на возмещение ущерба в одежде? Костюмчик-то дорогой.
— Я в состоянии купить себе одежду, — улыбнулся Марко.
Мила невольно отметила, что его лицо при этом озарилось, словно лучами солнца.
— Ну хорошо… Если уголовного дела заводить не придется, а имущественный вред вы будете взыскивать с этих гражданок через гражданский иск, тогда я не смею вас больше задерживать… — растерялся следователь и приказал своему помощнику снять с задержанных наручники.
— Полный произвол! — прокомментировала Вика и села строчить заявление.
— Я вас вызову, а сейчас можете быть свободны, — сказал Григорий Степанович подругам, еще раз проверив, что у него есть все их данные и контактные телефоны.
Мила выскочила вслед за подругой, так и не найдя в себе сил напоследок посмотреть на Марка, понимая, что где-то в душе она этого очень хотела.
— Зачем ты брала на себя вину? — зашипела Надя. — Ведь это я огрела их плакатом.
— Зачем… Зачем… А ты тоже хороша! Действительно, гуси — гусями, а людей-то калечить не надо!
— Да фанера легкая, я думала, испугаю их, а тут этот тип сам нарвался со своей дурой, — пояснила Надя.
— Завязывай ты со своими «зелеными», добром это не кончится, — строго сказала ей Мила, поглаживая область желудка.
— Ты что? Перепила?
— Может быть…
Они отдали выписанные следователем пропуска и вышли на улицу.
— Вот она — свобода! — прокричала Надя. — А мужик-то этот молодец!
— Что?
— Ну, что-что. Не стал заяву катать, джентльмен, вернее, синьор. Слышь, Милка, видела, какой красавец? Не зря я тебя на итальянца агитировала, вот бы и тебе такого! Прямо судьба, сегодня решили выдать тебя замуж и сразу же пометили одного.
— Ага, и он, закиданный яйцами и огретый тобою фанерой по голове, сразу же влюбился в меня! — съязвила Камилла. — Я исподтишка наблюдала за ним и могу поклясться, что этот Марко еле сдерживался, чтобы не рассмеяться над нами. Две воительницы в мятой одежде с яйцами в карманах. Жуть! А эта Виктория, как она нас унижала? Не всем же дается такая внешность, как у нее… — задумчиво сказала Камилла.
— Ты это брось! Ты у нас не хуже! У тебя тоже фигура модели!
— Эх, Надя! Худая корова еще не горная лань.
— Извините, синьориты, могу я поговорить с вами, — раздался рядом голос с легким акцентом, — а то вы опять о каких-то животных…
Надя с Милой вздрогнули и обернулись. Перед ними стоял все тот же итальянец. Мила растерялась, а Надя быстро ретировалась со словами:
— Что, вышли перекурить, пока ваша дама заяву строчит? Пусть особо не старается, у нас таких денег нету, вернее, у нас вообще денег нет. Ладно, Милка, ты тут потолкуй с иностранным товарищем, расскажи ему, где у нас тут Красная площадь, гостиница «Космос» и Выставка достижений народного хозяйства, а я пойду машину поймаю, домой ехать. Долго, наверное, ловить буду, какой дурак повезет за сто рублей, оставшихся у меня в сумке? — посмотрела она на Марко и удалилась.