Это имело, по крайней мере для самого Герберта, глубокий смысл: он признавался, что хотел не просто написать книгу, а вызвать у читателя состояние повышенного осознания. Восточная мистика? Вспомним, ведь прерванный половой акт — это уже тантрический метод накопления и возгонки энергии; а повышенное осознание нуждается в избытке энергии.
«Запоминаются те истории, которые высекают искры в твоём мозгу», — говорил Фрэнк, и он хотел именно высечь искры! Он верил, что уже сама по себе история о сверхчеловеке, который преодолел смерть и невежество, войдя в состояние абсолютного всезнания и бессмертия, способна при определённых обстоятельствах (литературная тантра!) ни много ни мало изменить читателя, увеличить его осознание, подтолкнуть его собственное эволюционное развитие! Фрэнк хотел, чтобы читатели сочиняли сиквелы и приквелы, составляли энциклопедии, играли в ролевые игры, писали картины и музыку, вдохновлённые «Дюной», и — становились ближе к Полу, ближе к самому Фрэнку. Ближе к Богу. «Люди достраивают недостающее в своих головах. Это действие лежит уже вне книги», — считал истинный психолог Герберт, и был, конечно, прав.
Философия «Дюны» построена на единстве противоположностей. Пустыня — смерть, вода — жизнь, на Арракисе это очевидно. Но одна из глубоких, парадоксальных, дзенских мыслей, которые заложены в книгу, — о том, что человек (свободный, сознательный человек — фримен) должен принять пустыню, позволить ей быть частью его жизни. Истинно свободный человек, по Герберту, должен понять эту дихотомию и позволить смерти быть частью жизни. Те, кто пытается оградить себя, забыть про пустыню (и смерть) в своих городах и замках — будь то хорошие Атрейдесы или плохие Харконнены, — неизбежно терпят поражение. Пустыня всегда торжествует над городом, песок торжествует над водой. Выживает и получает знание только тот, кто живёт по законам природы, слушает голос Природы и Творца и способен «оседлать волну», оседлать песочного червя. Песочный червь (даром что «червь»!), наряду с песком и водой, — символ божественного, главный в арракинской «Троице». Как отмечает один из исследователей «Дюны»(Тимоти О’Рейли в своей книге «Фрэнк Герберт»), название червя — «Шаи-Хулуд» — на местном наречии Дюны примерно означает ни много ни мало «создатель»!
Изменить или «исправить» законы Создателя, законы Вселенной невозможно, говорит Герберт, это гибельный путь. «Спайс должен течь» («The spice must flow») — вот одна из ключевых фраз фильма «Дюна» (1984) Дэвида Линча, которая отражает философию всей саги, и тут опять сравнение песка с текучей водой, их имманентная органическая схожесть. (Отсюда и образы вроде «песчаной форели» в эпопее, и концепция цикличной эволюции планеты Дюна: из песчаной пустыни в райский сад с реками и озёрами и обратно.) Спайс — эта «соль земли» (ср.: морская соль получается только из воды!), или, можно сказать, живая вода, а на самом деле своего рода космическая сперма (сравнение самого Герберта), «оплодотворяющая» Вселенную могуществом и знанием прошлого и будущего, — появляется только при наличии песка (и песчаных червей — создателей спайса, которые поглощают всю воду на планете). Такой вот инь-ян, дзенский путь перемен или взаимодействие, взаимопроникновение и взаимодополнение сознания и энергии, описанное в тантрических трактатах. Уверен, Фрэнк изучал и даосизм, и тантру наряду с другими эзотерическими школами Востока.
Говоря о мотивах восточной эзотерики (которая неразрывно связана с поэзией: вспомним Руми и Омара Хайяма, Кабира, Басё и Сайгё) в «Дюне», нельзя обойти вниманием тот малоизвестный факт, что Герберт писал некоторые части романа сначала в форме хокку, танка и других поэтических формах. И только потом преобразовывал в прозу, причём постоянно читал себе текст вслух, чтобы не потерять музыкальность языка. Это, как объяснял Герберт, помогло ему создать тот самый «ритм совокупления», пронизывающий роман. По словам Фрэнка, отголоски дзенской поэзии всё ещё можно уловить в тексте (конечно, для этого нужно брать текст в оригинале и, пожалуй, лучшего всего пробовать выборочно читать вслух).
Герберту был действительно близок дзен, в частности идея бескомпромиссного вечного самосовершенствования. Но больше любой концепции (которая, как и суперкомпьютер, и сверхчеловек, генетический мессия, способна на определённом этапе стать тормозом духовного прогресса) его занимало нечто отличное от любой существующей в настоящее время религии. Нечто грандиозное, протянувшееся на многие тысячи световых лет в пространстве и во времени, нечто такое, что одному человеку, даже гению, вообразить и тем более описать не под силу. Это нечто можно условно назвать Дюной.