Одной лишь эмоцией он превратил комнату в пещеру тёмного льда. Я задрожала, безмолвно плача, но стояла на месте. Он не заморозит меня. Не мой Шон.
— Проклятье, Кэт! — закричал он потом. — Проклятье! Почему ты мне не сказала?
— Мне так жаль, — произнесла я срывающимся голосом. — Я хотела сказать тебе, но мне было так стыдно. И чем дольше я не говорила тебе, чем больше времени проходило, тем менее возможным это казалось, — я не сказала, что чувствовала себя соучастницей. Я не могла найти слов, чтобы описать, какой загнанной в ловушку я себя чувствовала, не говоря ему, почему. Что я тоже ощущала от этого наслаждение. — Ты не начал изменяться. Ты был человеком, он был принцем. Как бы ты мог сражаться с Круусом? Что если бы он тебя убил?
— Я думала, она от Кастео! — его голос сорвался. — Я думал, ты изменила мне с одним из Девятки!
— Ох, нет, Шон! Я была беременна до этого. Разве ты не подсчитал?
— Она могла родиться рано!
— Нет. Кастео учил меня блокировать боль мира, он учил меня становиться сильной, но никогда… — я умолкла, яростно помотав головой. — Сердце Кастео принадлежит кое-кому другому. Не мне. Никогда не мне. А моё сердце всегда принадлежало тебе. Я люблю тебя, Шон, это всегда был ты. Разве ты не помнишь, что мы обещали друг другу?
— То было тогда. До того, как я стал монстром, которым являюсь. Ты никогда не давала обещания тому, чем я стал. Я — то, что тебя изнасиловало!
— Если ты ослабел, я буду сильной, — сказала я сквозь слезы. Это первая строчка клятвы, которую мы дали друг другу, когда были молоды, в день, когда убежали с Пэрэдайз Пойнт к маяку, одетые как будто в день свадьбы, провели свою собственную церемонию, торжественно связав наши сердца и души воедино. Слишком много страсти обжигает. Нежность плавит. Мы всегда были нежны друг к другу. А та страсть, что мы делили, была изобилующей, хорошей и сильной. Пока принц Фейри не разбил это похотью, накачанной иллюзией. И заставил меня сравнивать. Никогда не сравнивайте. Как только вы это делаете, вы разрушаете дары, которыми вы обладаете и которыми дорожите. — Позволь теперь мне быть сильной за тебя.
Тогда он развернулся ко мне спиной и уставился на бурное, бушующее море.
— Слишком поздно, Кэт. Слишком, слишком поздно.
Я отказывалась в это верить.
— Если ты потеряешься, я стану твоей дорогой домой, — тихо сказала я.
— Уходи! Я не тот мужчина, которого ты знала. От него ничего не осталось, и нет у меня проклятого дома.
Я покачала головой, вытирая слезы со щёк. Шон не останется потерянным в своём уродливом, ужасном месте в этой уродливой, ужасной земле. И он не уйдёт один Бог знает куда. Кэт, которой я была когда-то, струсила бы перед таким созданием, столь похожим на Крууса. Женщина, которой я была до Кастео, не сумела бы справиться с волнами боли, страдания и ненависти к себе, льющимися из души Шона, врезавшимися в меня ледяными копьями, пронзавшими моё сердце, пытавшимися разрушить мою надежду.
Но я училась, запертая Риоданом под Честером, заточенная с одним из Девятки. Я училась тому, что мне нужно было знать, чтобы исправить проблему, которую я создала, изначально не последовав предостережениям Риодана. Я не та женщина, которой была прежде. И теперь я тоже злилась.
Риодан так открыто предупреждал меня, что мир разрушает пары-половинки. Я не только отказалась слушать, я помогла миру это сделать. Это я нас разлучила. И видит Бог, я сведу нас обратно.
— Если ты отчаешься, я принесу тебе радость, — сказала я, произнося третью строчку наших клятв. — Ты меня слышишь, Шон О'Баннион? Радость? Ты почувствуешь её вновь. Сейчас ты в это не веришь, но ты её почувствуешь. Мы дали эти клятвы не просто так. Мы придумали их вместе, тщательно вторя тому, что для нас важнее всего. Мы сделали это потому, что знали — порча в нашей крови сильна. Мы знали, что однажды можем сорваться. Мы знали, сколько давления они оказали на нас, чтобы мы стали как они. Какими вероломными и коварными они были, как им нравилось искушать, насмехаться и издеваться над нами. Мы поклялись никогда не позволять, чтобы один упал, а другой не помог ему встать и вновь найти наш путь. Ты встанешь обратно. Ты будешь бороться с тем, что с тобой сотворили. Я буду бороться вместе с тобой, всем, что у меня есть. Я клянусь, что я никогда больше не скажу тебе ничего кроме правды. И однажды ты вновь повторишь со мной эти клятвы. И однажды ты вновь произнесёшь ту последнюю строчку. И ты, черт подери, будешь иметь это в виду. И мы используем это, чтобы сдержать тьму в тебе.