Я гадала, каково было бы иметь такую жизнь. Я не могла себе это представить. Я иначе сложена. Я не сумею ей наслаждаться. Я буду беспрестанно сканировать своё окружение, зная, что кто-то там в беде, а я ем торт. Осознание окружения для меня инстинктивно. Я не могу это пересилить.
Вернувшись в свою квартиру, я прислонилась к стене в прихожей, вытянув ноги и скрестив их в лодыжках, наблюдая, как зверь пожирает тела, которые мне пришлось тащить четыре лестничных пролёта, потому что лифт опять отключился, ведь здесь никто толком не жил. Мне нужно самой выяснить, как его чинить. Я вытащила крайне истощённое создание на покрывале в коридор, чтобы покормить его здесь. Никакой крови, никаких хрящей, никаких кишок в моей кровати — непреложное правило.
Зверь проснулся в тот же момент, когда почуял тела, быстро расправился с одним и переключился на следующее.
Я перестала смотреть и уставилась в высокие окна, обдумывая события этого дня.
Когда зверь наконец перекатился обратно на покрывало, которое теперь сделалось окровавленным (значит, мне придётся заняться своей версией шопинга, поскольку никакое количество отбеливателя не выведет все пятна крови), я затащила его обратно в спальню и убрала беспорядок, оставшийся на полу в прихожей, затем вымыла кухню от остатков пира Шазама, все это время думая о шоколадном торте.
***
Позднее я встала в спальне со спящим зверем и разделась, осматривая свою одежду. Спина куртки уничтожена, задница джинсов истёрлась настолько тонко, что я порву их, если надену снова, так что я выбросила их в мусор.
Я не принимаю душ несколько раз в день, если только я не покрыта кровью, которая не снимется с моей одеждой, но иногда я ощущаю необходимость смыть с тела более неосязаемую грязь.
Высушив волосы, я осмотрела себя в зеркале. Чернота моей кожи оставалась неподвижной за небольшим исключением: одна-единственная обсидиановая венка проходила по моей шее слева и исчезала за моими локонами.
— Что ж, проклятье, — пробормотала я, натягивая через голову облегающую чёрную кофту с длинным рукавом. Я натянула ту же нейлоновую перчатку, которая ранее служила защитой от моего смертоносного прикосновения, и раздумывала, что делать с шеей. Я не могла придумать причину, по которой кто-то коснулся бы тех шести дюймов моей кожи, и я ненавидела высокие воротники, они вызывали у меня чувство удушения. И все же у меня не было гарантий… Грёбаный ад, Рэй всегда обвивает руками мою шею.
Я подумала о тонкости ткани перчатки, о шелковистом, почти прозрачном нейлоне, затем покопалась в шкафчике под умывальником, достала рулон клейкой ленты — не спрашивайте, почему она лежит в моей ванной, у меня странная жизнь — и заклеила шею сбоку, решив, что мои волосы достаточно густые и защитят того, кто коснётся моей головы.
Я натянула линялые спортивные штаны и укрыла огромного спящего зверя изрядно потрёпанным лоскутным одеялом. После секундных раздумий я пожала плечами и клубочком свернулась на свободном клочке матраса, чтобы перехватить несколько часов сна, держа меч под рукой.
***
Мне снилось чувство беспомощности, в клетке, и даже во сне я знала, что ощущение парализованности и риск изнасилования теми отвратительными троллями спровоцировали тяжёлые воспоминания, которые я держу запертыми в одном из своих наиболее строго охраняемых склепов.
Мне снилось, что я действительно подхватила Рэй в аббатстве, и очаровательное дитя взорвалось в моих руках. Маленьких девочек нужно лелеять, защищать, и их должны воспитывать могущественные молодые женщины. Что-то во мне умерло вместе с ней, и моё сердце превратилось в тёмный уродливый кусок бесполезного камня.
Мне снилось, что я стою на могиле Бриджет, плача кровью, пока из земли восстают черные тени. Затем что-то очутилось позади меня, и оно собиралось морить меня голодом хуже, чем я когда-либо голодала в своей клетке, и чем бы ни было это создание, оно хотело, чтобы я раз за разом повторяла его имя. Но я не знала его имени.
Мне снилась та ночь годы назад, когда Мак пришла в аббатство, настаивая, что она не хотела убивать напавшую на неё ши-видящую, но копье находилось в её руке, и женщина кинулась на неё, и они столкнулись смертельным образом. Когда она прошла через сборище женщин и обняла меня, я почувствовала её, ощутила запах шампуня на её волосах. «Жизнь — это неминуемое накопление прегрешений. Ни одно из них не прощается. Отпусти их и упорно работай, чтобы творить чудеса», — прошептала она мне на ухо, поцеловала мои волосы и исчезла.