Если только ты не разозлишься достаточно, чтобы выломать дверь.
Некоторые вещи не стоят анализа. Ты оставляешь их позади. Actus me invito factus non est meus actus. Следовательно, те действия, которые ты совершаешь для этого, тоже не должны анализироваться.
Если я не могу разозлить их — правильным образом, а есть и масса неправильных — я неизменно их теряю.
У неё не было сумочки. Не было денег. Её одежда была грязной и порванной, её безразмерная мужская рубашка была явно краденой — служебная рубашка с обанкротившейся бензоколонки, с вышитым на кармане именем Пэдди.
— У тебя есть телефон? — спросила я.
Она кивнула и неуклюже выудила его из кармана рубашки.
— Забей мой номер, — я протараторила цифры и смотрела, как она их печатает. — Если захочешь уйти из квартиры, напиши мне смс. Я или один из моих друзей придём за тобой. Моя цель — сохранить тебя в безопасности и живой, пока твоя голова не придёт в норму. Поняла?
— Поняла, — прошептала она.
— Что-то захочешь — пиши смс. Тебе нужен доктор?
Она покачала головой.
— Я исцелюсь.
Её тело — да. Насчёт остального посмотрим.
— Твоё имя?
— Рошин, — онемело произнесла она.
Соединение установлено.
— Круто, — я повернулась, чтобы уйти, когда ощутила её руку на своём плече и развернулась обратно к ней.
Затем она обняла меня, и я подумала: «Дерьмо, если она коснётся моей головы, я могу её взорвать», так что я вела себя ещё более неловко, чем обычно, когда кто-то меня внезапно обнимает, но я справилась и типа успокаивающе похлопала её по плечу, пытаясь удержать её подальше от своей шеи и головы.
Она ахнула от боли, отшатнулась. Когда она повернулась ко мне спиной, я увидела кровь на её рубашке, расцветавшую над её правой лопаткой. В значительных количествах.
— Теперь ты можешь идти, — произнесла она. Напряжённо. Не потому, что она злилась, а потому, что она едва держалась. Я хотела потребовать, чтобы она показала мне свою спину, решить самой, нужен ли ей доктор.
Я знаю, каково это, когда кто-то пытается слишком приблизить и рассмотреть вещи, о которых я не хочу говорить.
И все же я не стану ждать неделю, чтобы проведать её. Я буду здесь завтра. Утром. С кофе, бинтами и надеждой, что безопасная ночь сна успокоит её достаточно, чтобы она позволила мне взглянуть.
А пока частичное отвлечение.
— Не бойся, если огромное… котоподобное создание с фиолетовыми глазами и жирным белым животом появится здесь. Я имею в виду, буквально, просто появится из воздуха. Не бросайся в него вещами, и что бы ты ни делала, не называй его толстым и даже не давай ему понять, что ты так думаешь. Он супер чувствителен и эмоционален, склонен к плаксивости. Он может превратиться в гигантскую рыдающую лужу. Просто скажи ему, что Дэни сейчас здесь не живёт, и он уйдёт.
Рошин резко развернулась как нервная марионетка, не сама дёргающая за свои ниточки.
— Погоди, что?
Но я уже схватила пять пинт крови из холодильника, забросила их в сумку и направилась к двери.
— Запри за мной, — приказала я, закрывая за собой дверь.
Шазам всегда просматривал наши квартиры перед тем, как материализоваться. Рошин нечего бояться.
Но хотя бы первое время она будет беспокоиться о появлении эмоционального, очень толстого кота с фиолетовыми глазами, и часы до того времени, как она наконец уснёт, пройдут проще.
Я в раннем возрасте выучила, что моменты комедии во время фильма ужасов могут стать спасительным кругом, достаточным, чтобы удерживать тебя на поверхности жестокого, убивающего моря.
Убийца
Она продала меня.
Тому, кто предложил самую высокую цену.
Обманув Ровену, моя мать продала меня на открытом рынке как призовую свинью, я узнала об этом потом — с видео, где я пытаюсь перемещаться в режиме стоп-кадра в клетке, где она заставляет меня крушить разные объекты в крошечном кулачке, с прилагающимся детальным списком моих сверхъестественных способностей.
Они пришли однажды поздно ночью, и я была так рада видеть кого-то помимо моей матери или, в очень редких случаях, одного из её обкуренных бойфрендов, кого-то, кто конечно же пришёл освободить меня, что я начала вибрировать, так быстро двигаясь от стенки к стенке за решётками, что я сделалась просто размытым белым пятном в тусклом свете экрана телевизора.