Колибри с красной шейкой нырнула в красные же кусты возле двери, слегка всколыхнула длинные трубчатые цветы и растаяла в воздухе, как будто ее и не было.
Дверь открылась, филиппинец протянул мне мою визитную карточку. Я не взял ее.
— Что вы хотеть?
Жесткий, потрескивающий, как яичная скорлупа, голос.
— Миссис Морни.
— Она нет дома.
— Вы что, не знали этого, когда брали карточку?
Он разжал пальцы, и карточка порхнула к моим ногам. Ухмыльнулся, продемонстрировав дешевую работу зубного техника:
— Я знать, когда она мне говорить.
И захлопнул дверь у меня перед носом.
Я подобрал карточку и, обогнув дом, подошел к шоферу, который обдавал «кадиллак» водой из шланга и смывал с него грязь большой губкой. Красные разводы вокруг глаз, челка соломенных волос. К углу нижней губы прилепился потухший окурок.
Искоса глянул на меня, как человек, который всегда готов вступить в разговор, лишь бы не работать. Я спросил:
— Где хозяин?
Сигарета подпрыгнула во рту. Вода по-прежнему тихо струилась по «кадиллаку».
— Спроси в доме, приятель.
— Спрашивал. Захлопнули перед носом дверь.
— Очень сочувствую, приятель.
— Как насчет миссис Морни?
— Никак. Я у них работаю. Что-нибудь продаешь?
Я показал ему карточку — другую, с моей профессией. Он положил губку на капот, а шланг — на цемент. Переступил через струйку воды, чтобы вытереть руки об полотенце, висевшее на двери гаража. Выудил из кармана штанов спичку, чиркнул ею и, откинув назад голову, прикурил потухший окурок.
Лисьи глазки беспокойно бегают. Зашел за машину и кивнул мне головой. Я последовал за ним.
— Как у нас дела с деньжатами? — спросил он тихим, вкрадчивым голоском.
— Куры не клюют.
— За пятерку я готов начать думать.
— Боюсь, это будет тебе не по силам.
— А за десятку спою, как четыре канарейки под гитару.
— Не люблю хорового пения.
— Кончай хохмить, — он исподлобья взглянул на меня.
— Не хочу, чтобы ты потерял работу, сынок. Меня интересует только одно: миссис Морни дома? Это стоит больше доллара?
— За меня не беспокойся, приятель. Я — на хорошем счету.
— У Морни или у кого-нибудь еще?
— Так я тебе и ответил всего за один доллар.
— За два.
— А ты случаем не на него работаешь? — он подозрительно осмотрел меня.
— Вот именно.
— Врешь.
— Вот именно.
— Давай два доллара, — выпалил он.
Я дал.
— Она в саду за домом, с дружком, — сказал он. — Дружок что надо. Главное, чтобы муж работал, а хахаль — нет, — и тогда полный порядок, верно?
Он подмигнул.
— Смотри, как бы тебя в сточной канаве не утопили.
— Это меня-то? Нет, я не такой дурак. Знаю их как облупленных. Всю жизнь за нос водил.
Потер две долларовые бумажки между ладонями, подул на них, сложил в длину и в ширину и спрятал в кармашек от часов.
— Но это еще цветочки, — сказал он. — Если накинешь пятерку…
Довольно крупный светлый кокер-спаниель бросился к «кадиллаку», слегка поскользнулся на мокром цементе, легко взмыл в воздух, ткнулся мне в живот всеми четырьмя лапами, облизал лицо, рухнул на землю, обежал вокруг, уселся у меня под ногами, высунул язык, и тяжело задышал.
Я переступил через него, облокотился на машину и вынул носовой платок.
— Хитклиф! Хитклиф! — позвал мужской голос. На бетонной дорожке послышались шаги.
— Хитклиф здесь, — угрюмо отозвался шофер.
— Хитклиф?
— Ну да, собаку зовут Хитклиф, неужели непонятно?
— «Грозовой перевал»? — спросил я.
— Опять околесицу несешь, — хмыкнул он. — Тихо! Идет!
Взял губку и шланг и снова стал мыть машину. Я отошел в сторону. Проклятый пес тут же опять сунулся мне под ноги, так что я чуть не упал.
— Эй! Хитклиф! — еще громче позвал мужской голос, и в проходе между отгороженными решеткой кустами роз появился человек.
Высокий, смуглый, с гладкой оливковой кожей, блестящими черными глазами, ослепительно белыми зубами. Баки. Узкие черные усики. Баки очень длинные, слишком длинные. Белая рубашка с вышитыми на кармане инициалами, широкие белые брюки, белые туфли. На худом загорелом запястье наручные часы с золотой цепочкой. Вокруг тонкой бронзовой шеи желтый шейный платок.
Увидел, что собака сидит у меня в ногах, и это ему не понравилось. Щелкнул длинными пальцами и четким, резким голосом бросил:
— Ко мне, Хитклиф!
Собака тяжело дышала и не шевелилась, только еще тесней прижалась к моей правой ноге.
— Кто такой? — спросил он, пристально посмотрев на меня.