И снова Брендон пришел к неутешительному выводу, что путь, по которому мы следуем всю жизнь, предопределен свыше — и может быть, задолго до нашего рождения. Но главное, как бы мы тому ни противились, все равно пройдем по предначертанному нам пути.
Вступив в новые отношения с мисс Винс, О’Брайан, что называется, воспрянул духом, не переставая при этом терзаться сомнениями.
«В искренность ее чувств хочется верить… И с ней так хорошо! — думал Брендон о Джессике. — Вот только хорошо ли ей со мной?.. Ведь мы относимся, можно сказать, к противоположным возрастным категориям. А это и разный темперамент, и разные потребности. Впрочем… скорее отличаемся в силе проявления и того, и другого».
Рассуждая так, О’Брайан немного лукавил. Он по-прежнему оставался в строю — энергии его позавидовал бы и двадцатилетний. Но внутри себя Брендон все сильнее ощущал непреходящую усталость, которая росла от года к году, подпитываемая бесконечными проблемами.
Новая беда взялась ниоткуда.
Ни с того ни с сего на Кейна, как он сам посчитал, свалилось неимоверное счастье. Как раз накануне его дня рождения на пороге вдруг появился посыльный со свертком в руках. Посылка предназначалась Кейну Дадли, но отправлена была не по почте и не имела обратного адреса.
Кейн был немало удивлен. Не теряясь долго в догадках, от кого подарок, он вскрыл упаковку и удивился еще больше: внутри оказалась небольшая деревянная шкатулка, перевязанная голубой ленточкой с бантиком. На шкатулке красовалась надпись: «Happy Birthday!» А когда Кейн открыл ее, удивлению его уже не было предела.
Внутри он обнаружил два маленьких пакетика с белым порошком. Кейн взял в руки один пакетик, ковырнул его пальцем, принюхался, потом лизнул. Сомнений в том, что это такое, не оставалось… Не задумываясь о последствиях, Кейн сунул пакетик обратно в шкатулку и выскочил с ней из дома.
Уже через пару часов карман парня оттягивала солидная пачка купюр. А в глазах двоилось и троилось… Кое-как добравшись до своей комнаты, он плюхнулся на кровать. Упершись глазами в стенку, Кейн с удивлением наблюдал за причудливым перекатыванием мыслей в одурманенной голове. И скоро все вокруг него поплыло, превратившись в невообразимых форм люминесцирующие поверхности, которые извивались, перетекая одна в другую, закручивались волчком, дробились на бесконечные замысловатые орнаменты…
Он долго плавал в этой трансцендентной реальности, начисто потеряв ощущение времени и пространства. Но пробуждение после радужного сна оказалось горше тяжкого похмелья…
В тот же вечер к ним нагрянула полиция. Кейна подозревали в хранении и распространении наркотиков. Однако обыскав дом и перевернув в нем все вверх дном, стражи порядка ничего, кроме оболваненного до полусмерти парня и его перепуганных домочадцев, не обнаружили. Так или иначе, Кейна все равно задержали.
Брендон узнал об этом, еще находясь у себя в конторе, как раз накануне очередного судебного заседания, в котором он непременно должен был участвовать. Теперь Брендону пришлось буквально разрываться на части. Правда, из-за отсутствия улик Кейна на следующий день выпустили, и он на какое-то время опять присмирел.
На Эйбла же это происшествие подействовало катастрофически. У него началась настоящая депрессия. Не в состоянии поделиться с кем-либо своими догадками, мальчик все больше уходил в себя. Дело кончилось тем, что он больше месяца пропустил в школе и пришлось обращаться за медицинской помощью.
После полного обследования в клинике доктора заверили, что ребенок здоров, прописав ему при этом кучу таблеток. Эйбл снова отправился в школу, но успеваемость его упала до нуля.
О’Брайан и раньше не всегда понимал младшего приемного сына, не одобрял его пассивности. Ему хотелось, чтобы Эйбл поскорее определился с выбором, занял более твердую жизненную позицию. Теперь же Брендон просто терялся в догадках, как быть.
Стиви тоже не знал, чем помочь Эйблу, которого стал опекать, точно младшего братишку, хотя на самом деле был почти на год его моложе. Стиви считал, что тут, конечно, все дело в его сестре. Поэтому снова полез на рожон — отправился выяснять отношения с Кейном.
— На что тебе Лиззи? — набросился он на кузена, выходящего из своей комнаты. — Ты же не любишь ее! Правда ведь?
— Она мне сестра, — скороговоркой бросил Кейн и, отодвинув рукой преграждавшего дорогу Стиви, зашагал к лестнице.