Я спрашиваю вас, слышавших здесь выступления представителей стран, которые хотят жить и которых от нашего имени пытаются потопить в крови, можем ли мы, французы, испытывать какие-нибудь другие чувства, кроме стыда, перед лицом этой кровавой бойни, перед лицом массового истребления населения, совершаемого от нашего имени?
Те, кто навязывает нам эту политику, делают вид, будто верят, что из создавшегося положения можно выйти только путем продолжения войны, и предлагают нам лишь одно: новые и новые кровопролития. На самом же деле это не так. Из создавшегося положения есть выход. Но для этого необходимо иметь подлинное мужество, мужество, состоящее в том, что Франция должна сделать первые шаги. И наш долг, долг французов,— добиться, чтобы эти первые шаги сделала наша страна.
Имеются причины, по которым все французы хотят окончания войны во Вьетнаме, и об этих причинах сегодня говорил вам Жак Миттеран. Но наше правительство упорно твердит, что оно не видит возможности для переговоров с Вьетнамом. Если наше правительство занимает такую позицию и не желает от нее отказываться, что же остается делать вьетнамцам, защищающим свою страну и уже неоднократно выступавшим с предложениями относительно переговоров, которые всегда наталкивались на отказ нашего правительства? Упорство нашего правительства не означает, что исчезли причины, заставляющие французов хотеть заключения мира во Вьетнаме. Напротив, безнадежное положение, обусловливающее возникновение этих причин, будет с каждым днем ухудшаться.
Нужно отказаться от этой позиции до того, как произойдет окончательный разгром и гибель экспедиционного корпуса, до того, как будет потеряно все то, что еще может быть спасено. Франция должна иметь мужество заявить, что она хочет прекратить эту войну и готова пойти на искренние переговоры. Это означает, что она должна вести переговоры, не угрожая силами своего экспедиционного корпуса. Когда я говорю Франция, я подразумеваю Францию вместе с ее правительством; нужно, чтобы правительство провозгласило то, что отвечает желаниям всех французов.
Иначе мы можем оказаться в таком положении, когда интересы французов будут окончательно принесены в жертву. Какая же перспектива заставляет наше правительство упорно идти по этому пути вопреки всему, что подсказывает разум?
Болтовня о «цивилизаторской» миссии нашей страны не в состоянии дать удовлетворительное объяснение. Однако наряду с общими местами в речах министров есть и признания специалистов в данном вопросе на страницах таких журналов, где эти специалисты разговаривают между собой. К такого рода изданиям относится официальный журнал «Индокитай». Теперешний начальник штаба военно-воздушных сил генерал Шассен объясняет в этом журнале то, что принято скрывать под эвфемизмом «присутствие Франции в Индокитае», соображениями стратегического порядка, и было бы досадно, если бы с его выводами не познакомилась более широкая аудитория, нежели обычный круг читателей этого журнала. Генерал Шассен заявляет, что, оставаясь в Индокитае, французы создадут возможности для вооруженных сил атлантических держав использовать воздушные базы. Он утверждает, что одного только рейда 300 атомных бомбардировщиков, поднявшихся с этих баз, даже при условии, что только часть этих самолетов достигнет намеченной цели, будет достаточно для того, чтобы наверняка истребить 30 миллионов человек.
Вот вам перспектива. Это — единственная перспектива, ради которой хотят продолжать требовать от Франции недопустимых жертв и отказа от своих непосредственных интересов, чтобы в конце концов прийти лишь к самому страшному позору.
Франция не хочет бесперспективной войны, но она не может хотеть и такой перспективы.
Расчеты тех, кто думает о подобных преступлениях, могут быть по достоинству оценены только здесь, на конгрессе, когда представители народов, в отношении которых от нашего имени уже совершаются преступные насилия, говорят о тех дружеских чувствах, которые они сохранили к французскому народу, и о том различии, которое они делают между этим народом, нашим народом, и теми, кто несет ответственность за войну и преступления. Это нас потрясает, но это делает еще более жгучими нашу боль и горечь.