И вот в эти дни Моденов принес радостную весть:
— Разговаривал с замредактора Рогожиным. Моя преемница увольняется совсем, и можешь сразу проситься на отдел. Но и если ушами прохлопаешь — ничего. Рогожин примет тебя литсотрудником.
— А они подождут, пока я тут рассчитаюсь?
— Это уж сам с редактором говори, я тут пас.
И вспомнилось, что первые мои подбугровские сочинения к печати готовил он, Роман Моденов. И мне опять было хорошо.
Дня через три, потревожив обкомовские телефоны, я пришел рано утром в кабинет Гнетова с заявлением.
— Может быть, объяснишь? — спросил он, отшвыривая бумажку.
— Не подхожу я для комсомольской работы, чего-то во мне не хватает, — пробормотал я, чувствуя, как где-то в горле бьется мое сердчишко.
— Чего конкретно?
— Н-ну, какого-то оптимизма… задора.
— Интересно заговорил! Валяй дальше.
— Не могу больше, Глеб Федорович.
— Да говори уж, не хочешь, — Гнетов усмехнулся. — Квартиру получил, бардак там, говорят, развел… Вольной жизни захотелось — так и скажи.
«Буду молчать», — решил я.
— А со своим обкомовским начальством ты решал вопрос?
— На ваше усмотрение…
— Все на мое усмотрение! Никто делиться не хочет… И куда же ты надумал переходить?
— В редакцию через месяц завотделом писем будет нужен, я уточнял…
— И ты уверен, что мы тебя утвердим?
Я промолчал.
— Нет, мил человек, до пленума ищите замену, и устраивайся ты сам, где знаешь. Отдел в редакции мы доверить тебе не можем. Все. Пожалуйста…
В моем кабинете дожидался результата Моденов, набросившийся с расспросами, но я никак не мог вспомнить слова, услышанные только что.
— Ищи замену, сказал…
— Это ясно. А с редакцией что?
— Похоже, не видать мне ее.
— Так должно и было быть, — с удовольствием пропел Моденов. — Катись, колобок! Но ты теперь наш зато!
— Чей, ваш?
— Корпуса разжалованных рядовой! Надеюсь, ты теперь потверже будешь помнить, что когда-то я в этом райкоме в отделе пропаганды и агитации работал. И началась ко мне немилость с того, что я завет Ильича о развитии самодеятельных начал соцсоревнования стал проводить в жизнь. Прикатилась телега из «Прогресса» о том, что при моем попустительстве «вечного стахановца» Зоткина колхозники закидали грязью, а первым в работе назвали Веньку Сопатого… Э-э, да ты не слушаешь меня, новобранец, — Моденов наконец махнул рукой. — Ладно, попереживай, а я в редакции обстановку уточню. Нельзя же человека без куска хлеба оставлять!
— А может, мне в школу уйти? — неуверенно спросил я, но Моденов не стал и слушать.
Месяца через полтора состоялся очередной пленум райкома комсомола, меня заменил агроном Виктор Смирнов, а буквально на следующий день материалы пленума были подготовлены мной для опубликования в районной газете. Я стал сотрудником отдела партийной жизни.
Какую память я оставил о себе в райкоме комсомола? Ну, разве что заготовки докладов, образцы планов, постановлений и отчетов. Еще года два спустя натыкался я на свои формулировки и образные выражения, кочевавшие из доклада в доклад. Но пришли новые люди и сочинили новые колодки.
Обживая свое место в общей редакционной комнате, в которую когда-то входил бочком-бочком, я чутко прислушивался ко всему, что говорилось вокруг. И хотя свое перемещение я падением не считал, мнение окружающих еще не было мне безразлично, какое-то время я почти физически ощущал на себе клеймо разжалованного. При случае рассказывал знакомым и полузнакомым о том, как «просился-просился» из райкома и какую волынку мне устроили, но редакционная текучка скоро отвлекла и развлекла меня, и я, надеюсь, не успел превратиться в одиозную фигуру.
С каким старанием собирал я материал для своей первой статьи! Мне не терпелось заявить о себе заметным, в конце концов просто интересным материалом. За своей спиной я чувствовал публицистов некрасовского «Современника», Кольцова и Овечкина, Аграновского и Богата, но оказалось, что я напрасно тратил время, хотя из служебных часов не украл ни одного, работая по ночам в своей берложке.
— А ты, случаем, не сдул материал откуда-нибудь? — доверительно спросил меня Рогожин. — Была у нас одна сотрудница, та публикации из центральных газет местными фамилиями освежала… Да ты не обижайся, как еще шеф посмотрит.
— Не можем мы, мил человек, триста пятьдесят строк тебе дать, — сказал мне редактор Великов (по прозванью Лисапет), — никак не можем.
— А вот в прошлом номере…
— В прошлом номере у нас председатель райкома профсоюза выступал. Тут мы обязаны.