— Когда меня избрали председателем, — сказал Саня, — я оказался самым молодым по возрасту, но не единственным новичком. Гнетов тогда расправлялся с практиками, реагируя на какое-то постановление обкома по кадрам. И полетели ведь самые толковые мужики, которые привычкой вставать раньше всех и ложиться позже, совать свой нос в любые мелочи держали хозяйства на уровне. Пришли мы с дипломами, держа прицел на кабинетный стиль руководства, через спецов и бригадиров, но эта армия не умела работать. И чем самостоятельней был председатель-практик, тем слабее оказывались его кадры. Начались разочарования, поплыли показатели… Это не единственная причина, но с того времени «хозяева» меняются у нас как перчатки. И Гнетову это должно отрыгнуться, вот посмотришь…
Но «отрыгивалось» пока Сане. Закончив строить хранилище удобрений, он в ту же зиму стал методически создавать запасы. Иных председателей ругали за то, что не вывозят удобрения, и Саня подключался: брал хлопоты на себя, а сосед отчитывался. Только так удалось дать весной земле то, что она просила. Год оказался засушливым — первые дожди пошли только в самом конце июня, — и план по хлебу повис в воздухе. Но в «Весне» и после уборки озимых урожайность на полтора-два центнера превышала плановую. Итоговая сводка за этот год поразительно красноречива: по району и трети плана заготовок зерна нет, а по «Весне» — сто девять процентов! Но самому Сане итоги пришлось подводить в больнице.
Когда ему разрешено стало выходить из палаты, мы укрывались в порушенной беседке под зажелтевшим тополем и разговаривали. Меня интересовал его срыв, его болезнь, а Саня все толковал о делах колхозных, словно не замечая прямых вопросов. Потом я, конечно, все понял.
Уборочная кампания — дело серьезное, и пора это горячая, тут уж мы, газетчики, не преувеличиваем. Но только в разговорах с Саней уяснил я себе правильную расстановку сил. Мы вольно или невольно показываем, что все и вся в последние дни лета переносятся на поле, к комбайнам. А между тем, если уборочно-транспортные отряды настроены, заранее обсуждены схемы уборки полей, то к ним разве что инженера надо прикреплять, а место агронома возле тракторов, начинающих пахать зябь, возле семенных участков, на току вместе с председателем, потому что формируются основные фонды: товарное зерно, продовольственное, семена, фураж. В этом смысле колхоз должен быть натуральным хозяйством и не рассчитывать на зерно со стороны. У Сани появился толковый помощник — агроном Тимофеев, но четкие деловые взаимоотношения между ними только что входили в систему, и спать обоим приходилось урывками, часа по четыре в сутки.
И вот закончено главное — закрыт план продажи хлеба государству и честно отправлено на элеватор сверхплановое просо. На дворе сентябрь, сроки подзатянули. И вот в день, когда наша газета поднимает в честь «Весны» флаг трудовой славы, печатается жирная шапка: «Выполнена первая заповедь хлебороба», — Саня дает своим колхозникам выходной! Прогноз сулит дожди, и надо управиться выкопать картошку. Но вслед за хлебосдачей идет хлебозаготовка — и это далеко не синонимы! Если еще вчера Саня отправлял машины с хлебом, подчиняясь хлеборобской совести, скажем так, то сегодня к нему приедет уполномоченный, и начнется «хлебозаготовка». Неподкупный посланец проверит накладные и ведомости первичного учета, облазит все зернохранилища и вероятные места укрытия фуражных и продовольственных запасов, заставит трижды пропустить через мехток зерноотходы, даже если они уже ничем не отличаются от разбитой в прах земли…
В «Весну» на этот раз приехал сам Гнетов и представитель обкома, загоревший за месяц, как истинный потомок Чингисхана. Гнетов прибыл, а в колхозе — выходной! Только трактористы пашут зябь, да стригут кукурузу с поливного участка два «Вихря». Он изо всех сил старался быть сдержанным, наш Глеб Федорович, чтобы ненароком не растратить весь свой гнев, все свое негодование разом. Он умел распределять свои чувства и не стал заставлять Саню отменять выходной, не стал заглядывать на ток, шумевший за селом (подрабатывали семена), а подтолкнул представителя к машине, сел сам, и укатили они в Мордасов. Через два часа в «Весну» и другие хозяйства разлетелись телефонограммы с приглашением «тройки» на расширенное бюро.
На заседании не одного Саню поднимали с места, но другие сыпали привычными «постараемся», «примем меры», а Саня просто рассказал, как было дело.