— Но вот она, сводка! — взвился Гнетов. — Ни центнера вы за последние два дня не отправили на элеватор!
— Я уже сказал, что накануне мы все товарное зерно вывезли, — объяснил Саня.
— Т-ты… что ты устроил в эти два дня? Он выходные объявил!
— Мы советовались с профкомом…
— Наглец ты! — не сдержался Гнетов.
— Но мы же выполнили план!
— Во-от! Вот чем ты козыряешь! А ты что, в Америке живешь? Для тебя не существует районных обязательств?
— Мы свои обязательства выполнили…
— Эт-то невозможно! Я отказываюсь работать с этим человеком! — Гнетов с треском бросил карандаш.
И за всем этим наблюдали взрослые люди, почти полный зал.
— Вы можете меня наказать, но особой вины я не чувствую, — успел еще сказать Саня. — Сегодня все до единого вышли на работу…
В больничной беседке я просил Саню:
— А вот, интересно, Гнетов чувствует вину?
Он усмехнулся.
— В том-то и дело! Он боится возможного наказания, опасается за свое положение, бережет авторитет перед областным начальством, но чувством вины тут и не пахнет. Да разве он один такой? Редко кто скажет: виноват, братцы. Обвиняются обстоятельства, и если все-таки следует наказание, то повод выставиться без вины пострадавшим уже готов. И я, и ты, и Гнетов, и сотни людей вокруг говорят об ответственности. Но что это за ответственность такая, если держится она не на чувстве вины, а на страхе? И никто ни в чем не виноват! Только дела не идут…
Я тогда видел перед собой зал заседаний райкома, где каждый второй был виноват в том, что Саня напрасно терпит беспардонную грубость, но сидел и молчал. Не завез удобрения, не провел снегозадержание, затянул посевную, прохлопал стопудовые, если не больше, потери на каждом гектаре, в результате не выполнил и трети плана, а в том, что район сел в лужу, оказался виноват Саня. В чем же он виноват? Не на поводу же у своих колхозников он пошел, объявив эти выходные, да и не выходные даже по своей сути, дни. Он распорядился по-хозяйски, а ему говорят — превысил власть…
Гнетов тогда закрыл заседание бюро и, выставив указательный палец, произнес:
— Едем к тебе, Шорохов, и лучше тебе встретить нас конкретными соображениями, сколько ты можешь дать хлеба дополнительно.
От этих слов я почувствовал, как сжимается горло.
— И они приехали, — рассказывал Саня, вертя пальцами желтый тополиный листок. — Я упирался, доказывал, просил — не за себя ведь. Разве трудно понять, как дался нам этот хлеб, сколько всего было вложено в этот урожай — год-то действительно не подарок. И, главное, впервые за пять лет я твердо обещал натуроплату комбайнерам, водителям. У нас были готовы расчеты… Но с этой натуроплаты они и начали.
— Ч-черт! — я не мог больше ничего произнести.
Глаза у Сани заблестели.
— Ну и что, выполнили районный план? Как бы не так! Ну, получили лишних полпроцента в итог — почета это никому не прибавило, зато я теперь не знаю, как буду возвращаться домой и что я скажу там. Вот, имею я теперь право требовать от людей полной отдачи?
— Да-а.
Реагировал я, мягко говоря, не оригинально.
— Зачем нужны Гнетову поденщики? — горячился Саня. — Заче-ем? А мы — есть! Заклинились на выполнении планов. Развратили людей, разуверили их, свободный и радостный труд превратили в подневольный какой-то. Хлеб мы уже не продаем вроде, а сдаем, у нас его забирают! Вытрясают! Как вот ваша газета пишет о производстве? Планы, обязательства, передовики-отстающие. А производство — это жизнь! Это судьба! Человек п р о и з в о д и т — творит то, чего еще вчера не было. Так где же его радость?!
— Действительно…
— А чему радоваться поденщику? Деньгам? Тому, что рабочее время кончилось, и он свободен?
Санино волнение передавалось и мне, я аккумулировал его, но, видно, загораться во мне было нечему.
— Но главный, убежденный поденщик в районе — это Глеб Федорович Гнетов! — продолжал Саня. — С виду он хозяин, во все нос свой сует. Но с какой целью? Разрешить или запретить? Да может ли он это сделать! П-поденщик! Какие к черту бытовки на фермах, если молоко не даете… Ты сначала силосохранилище построй, потом видно будет, нужен ли тебе Дом животновода или нет… А не жирно ли при твоих долгах асфальтированные подъездные пути иметь, второе хранилище удобрений… Область целиком не может принять и трети выделяемых удобрений — негде хранить, а из-за кого?! Внеплановое строительство жилья разрешают только потому, что это как-то сдерживает текучесть кадров. И все это знают! И я не могу дядю Ваню Прохорова, прошедшего две войны, плен, партизанщину, вселить в дом с центральным отоплением!.. Да ну к черту все! — скороговоркой выпаливал Саня.