Известный тебе человек… Да, господи, да Чилигин твой — подслушивает нас кто, что ли! Как стал он председателем сельсовета, такой вообще стал! По понедельникам теперь обход делает. Начнет со школы, потом на почту зайдет, в обоих магазинах потрется, и тут уж я его жду, поваров, нянечек в верхний регистр перевожу, чтобы он от нас до глубины души потрясенным выползал! Может быть, по этой причине до вашего пункта он не всегда доходит. Но тебя там нет, чего уж… Марьдимитревна заявки на ремонт телевизоров принимает, полуфабрикаты иногда привозит, а обувь в починку так и собирает со своей родни, хорошо, что родни много. План — куда денешься. Ты вот тоже про план. Об этом ли нам говорить? Женщины мы или кто?
У Чилигина с женой нелады до сих пор — не прощает за тебя, и все. Уж и надоело на это глядеть. Ему в Мордасов то и дело надо, а она думает, что к тебе. Только я все думаю, а как бы я сама-то (зачеркнуто) Ты скажи, целовал мой тебя на том дне рождения у Елены Викторовны (зачеркнуто очень тщательно) А, может, вы, правда, встречаетесь? Хотя, извини, конечно. Я тогда спрашивала у Елены, может, и не было у вас ничего. Она говорит, давала, говорит, тебе таблетки (зачеркнуто все, и перенос на другую страницу, низ этой подлежал, вероятно, отрезанию).
Минут десять сейчас сидела, все никак не могла припомнить что-нибудь для тебя интересное. Да и что может быть интересного в Лопуховке? Вася все газетками шуршит, по воскресеньям телевизор смотрит и все: да когда же до нас-то дойдет?!
Маша, я думала, вечером что-нибудь на ум придет, и тогда уж докончу. Но пришел Вася (поздно пришел, я одна управлялась со скотиной) возбужденный такой. «Кажись, стронулось», — говорит. Начал про собрание это рассказывать. А сам, смотрю, остывает, остывает — и курить ушел на веранду.
Ладно, Маш, ты пиши. Я люблю твои письма читать.
Твоя Вера.
Маш, Матвеев мой привет тебе передает! Отживел. Велел за генерала замуж выходить! Ляпнул и красный стал — старика он тебе не желает, а важного и дорогого… Все, я лишила его слова!
Два окна у Смирновых светились теплым оранжевым светом, и я решил заглянуть на минутку: интересно ведь, какая муха Володьку укусила. Все эти дни мы с ним встречались, разговаривали, но ничего такого он не высказывал, все какую-то краеведческую книжку перевирал: «а ты знаешь», «Петр Симон Паллас», «оказывается», «тайна Пятимаров»…
Во дворе меня дружелюбно обнюхал Барсик и проводил до сенешной двери.
— Дуй в конуру, а то хвост отмерзнет, — сказал я собаке.
Двери открывал без стука.
— Можно?
— Милости просим, если приспичило.
За столом с газетой в руках сидел Иван Михайлович и приветливо смотрел на меня.
— А Володи разве нет?
— С обеда на собрании, — Иван Михайлович убрал газету. — А ты, значит, не был?
— Оттуда. Кончилось собрание.
— Да ты проходи, — Иван Михайлович двинул в мою сторону табурет. — Пока он сугробы меряет, расскажи…
Я потоптался на месте.
— Или торопишься куда? Нет — значит, садись, а то мне уж надоело чай впустую подогревать.
Вот так мы начали с ним чаевничать. У Володьки, как потом выяснилось, состоялись первые провожанки, и он часа полтора возился с магнитофоном на квартире у библиотекарши. Говорит, думал, что серьезное, а там всего лишь шнур питания оборвался. Ну, в общем, за него остается только порадоваться.
А Ивана Михайловича мой рассказ о собрании заставил нахмуриться.
— По главному экономисту, значит, ничего опять не решили, — не спросил, а, скорее, утвердительно произнес он.
— А что по нему решать?
— Я же Володьке говорил, что это — первым делом…
И понемногу я стал догадываться, с чьих слов говорил на собрании Володька. Ну, конечно! Это только нашему профсоюзному лидеру Феде Совкову могло прийти в голову окрестить Ивана Михайловича «чуждым элементом» за то, что он ни на какие собрания не ходит. И все-таки я не утерпел и спросил:
— А чего ты сам, дядь Вань, на собрание не пошел?
Иван Михайлович помедлил с ответом.
— Как ты рассказываешь, можно было и сходить.
— Конечно, надо!
— Двадцать пять лет назад последний раз на собрание я ходил, — проговорил Иван Михайлович. — Тоже много шумели. Кукурузные дела… А из района кто нынче был?
Я с трудом вспомнил фамилию Свергина, хотя должен был знать, все же начальник отдела РАПО.
— Илья Борисыч? — удивился Иван Михайлович, но я припомнил и имя-отчество. — Точно, Илья Ильич? Значит, и сынок по отцовой линии…