— Ну, вы там не раскисайте! Не все же дела у вас из-за непогоды встали?
— Не все, — уклончиво ответил Чилигин, понимая, что процедурная часть на этот раз подходит к концу.
— Вот и оно-то, — Уточкин перевел дыхание. — Как предвыборный график?
— А-а… Выполняется. В облсовет у нас депутата нет, а районных Быков приезжал выдвигать…
— Списки переписали?
— Сразу же, Викентий Андреевич, — четко соврал Чилигин и прислушался тоньше.
— Есть… Ну, а как в сельсовет?
На календарном листе было написано: «Пастуший сход»…
— Сходы граждан объявили, будем выдвигать.
— Ну, от тебя-то мне и этих слов достаточно, знаю, не подведешь, — Уточкин снизил голос. — Скоро вызывать вас опять будем, есть твердая установка, чтобы не меньше двух кандидатур. Если кто по-старому проведет, придется переиграть.
— Поэтому мы и не рвемся из графика! — нашелся Чилигин. — Только ведь не было раньше разговора, что и у нас в районе многомандатный эксперимент будет…
— Какой тебе еще многомандатный! Хоть совсем вам не говори ничего… Короче, до совещания не мудри ничего, понял? А то с этой демократией одни только кривотолки. И вообще я не за этим звоню.
— А зачем? — Чилигин насторожился и добавил скороговоркой. — Если отвлек, извини…
— Да это мне придется тебя отвлекать, — Уточкин вздохнул. — Короче, мне поручено выборами судьи заняться.
— Та-ак…
— Тебе-то так… Ну, ладно. Выдвинуть Черномырдина выдвинули, а теперь широкую поддержку надо организовать…
— Пожа-алуйста! Вези доверенное лицо, и все будет абгемахт! — прокричал Чилигин в трубку и подумал, что чересчур бойко подсуетился, нельзя так.
Уточкин помолчал, хмыкнул. Пошуршал трубкой.
— Приятно с тобой работать, Яков Захарович, — проговорил наконец. — Обговорим тогда сразу детали. Главное, срок: когда?
«А пустяковый звонок», — подумал Чилигин, зачеркнул на календаре слово «пастуший» и сказал:
— В пятницу, пожалуй. У нас как раз сход граждан запланирован…
— Э-э, нет, — Уточкин заговорил уверенней. — Нам не сход, нам собрание трудового коллектива надо.
Чилигин несколько принужденно рассмеялся.
— Ну, собрание, так собрание. Давай тогда установочные, раз уже известно, что надо…
Ручка у него была наготове.
Мы подумали, он про палас сказал, и засмеялись.
— Ученый такой был, — с укоризной заметил Володя Смирнов. — Академик и путешественник. Петр Симон Паллас. Неподалеку тут за сайгаками гонялся.
— Во сне, — согласился Микуля. — Или под балдой.
— Не понял, — повернулся к нему Володя.
— Откуда тут н е п о д а л е к у сайгаки, голова. Я их только на целине видал, когда солому там на колхоз тюковали.
— Я про двести лет назад говорю, — вздохнул Володя.
— Откуда известно? — строго спросил его отец, Иван Михалыч.
— Читал, — Володя пожал плечами. — Между прочим, еще раньше тут морское побережье проходило. Пальмы росли, папоротники…
— Да пошел ты! — Микуля засмеялся.
И правда, как-то не до брехни было.
Погода вроде устанавливалась, к вечеру можно было попробовать и сеялки пустить, а тут Чилигина надрали с каким-то срочным этим… сходом граждан. Мы, конечно, граждане, и любопытно знать, что за сходка, но нельзя же так — мало разве дел на бригаде? Софронычу он вроде пояснил, что народного судью надо поддержать, мероприятие важное, и, попрятав инструмент, тронулись мы. Тележку к гусеничному «алтайцу» прицепили и отправились за шесть километров в Лопуховку. За час, думали, доберемся, а только на шихан поднялись, Коля Дядин скорость перебросил, и, чихнув, замолчал трактор. Приехали. Коля к мотору кинулся, бригадир — помогать ему, а мы повыпрыгивали из тележки, побрызгали на колеса и закурили.
— Палласа бы сюда, — сказал Володя Смирнов.
— Ага, а на палас литровочку, и пропади тогда и Чилигин, и посевная, — подхватил Микуля, но, оказывается, невпопад; оказалось, что Володя академика имел в виду, что вроде бы только ему под силу описать кругообзор этот.
А ничего себе кругообзор. Мамаев угол видать, который не иначе, как Витухин пахал по осени; напахал он там… И глядели мы в основном в сторону богодаровских развалюх, среди которых новостройкой возвышался клуб с крыльцом о двух колоннах. Строение крепкое: стены, как в коровнике, слиты из бетона — дело рук одной из первых грачиных бригад в нашей местности, — крыша под железом, и полы хорошо сохранились. Там мы будем теперь жить считай что до осени. Там наш бригадный стан, самый дальний в колхозе после разделения. Софронычу, видать, как инициатору и всучили. Хотел бригадирствовать? Пожалуйста, мол… Но мы не против — обживемся; только вот чумная весна эта…