— Типа вроде как.
— А что, может, проверим?
— Рискнешь? — криво ухмыльнулся я в эту наглую уголовную морду.
— А че, ты меня за фраера что ли держишь?
И Костыль бесцеремонно схватил меня за отворот майки. Вернее, попытался схватить, потому как я его руку перехватил и, недолго думая, заломил запястье, заставив слишком любопытного подследственного с перекошенной от боли рожей присесть на корточки.
— Никогда. Так. Больше. Не делай.
— Понял, бля, понял!.. Отпусти, бля, больно!
Я отпустил запястье, и увидел, что на освободившееся пространство выперлись трое нехилых таких «жильцов», габаритами мало уступающие подручным Шляхмана.
— Сссука! — просипел Костыль, держась за запястье. — Ну все, хана тебе, инструктор.
— Ну-ка заканчивай, Костыль, свое представление.
Вперед выступил высокий короткостриженый мужчина с щеточкой усов над верхней губой по нынешней моде, в распоясанной гимнастерке с оторванными петлицами. Сразу было понятно, что прежде чем сюда угодить, он занимал серьезный пост в армии или органах.
— Ты, комбриг, затухни, а то и сам отхватишь, — кинул ему Костыль. — И твои заслуги бывшие тебе не помогут, будешь под нарами копошиться и жрать у параши.
Вот ведь, казалось бы, теснота такая, что и шагу ступить негде, а умудрились моментально освободить пятачок в несколько метров, может быть, чуть поменьше классического ринга. Я находился в центре этого пятачка, а подручные Костыля обступали меня с трех сторон. Один из них — долговязый — поигрывал ножкой от табурета, еще один — со шрамом попрек рожи — сжимал в руке носок, набитый, кажется, песком, а их главарь — заточку сделанную из ручки обычной ложки.
Отрабатывали мы и такие ситуации, причем с боевым оружием, так что в осадок я выпадать не спешил, а всего лишь чуть поменял стойку, на что побитое на Лубянке тело отозвалось легкой болью. Не так уж и сильно меня покалечили палачи Шляхмана, чтобы я не мог отбиться от простых уголовников.
Первым меня атаковал обладатель деревяшки. Ну кто же так бьет-то!.. Размахнулся, словно топором полено рубить собрался. Я даже, кажется, успел усмехнуться, прежде чем сделать полшага вперед, сокращая дистанцию, и нанести опережающий тычок согнутыми в фалангах пальцами подмышку. Аккурат в нервный узел!
Движение заняло сотые доли секунды — с реакцией у меня всегда был порядок. Ножка от табуретки с глухим стуком покатилась под ноги одного из зрителей, который испуганно отступил в сторону. Дальнейшая судьба самопального оружия меня не интересовала, потому что, не давая обезоруженному, чья правая рука повисла плетью, прийти в себя, я шлепнул его ладонью по гортани. Отвернувшись от захрипевшего противника, рубящим ударом ребра ладони сломал ключицу следующему оппоненту, который, вопя благим матом от болевого шока, рухнул на колени. Третий малость замешкался, обозревая картину внезапного падения товарищей, причем падения в буквальном смысле слова — оба со стонами корячились на полу. Этим замешательством я и воспользовался, на этот раз решив сделать все не только эффективно, но и эффектно. Удар ногой в прыжке с разворота — самое то, когда нужно выпендриться, хотя в реальном поединке с равным соперником после такой «красоты» скорее тебя самого отправят в нокаут. Блоки, нырки и уклоны еще никто не отменял, а также одновременную атаку соперника, который находится в неустойчивой позиции.
Ну а у меня все получилось как в учебном фильме: кроссовки даже без шнурков держались на ногах неплохо. И лежавший на полу в отключке уголовник — прекрасное тому подтверждение.
— А теперь ты, Костыль, — с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего, сказал я, делая шаг в сторону главаря.
— Не подходи, сука, порешу!
Костыль выставил перед собой заточку, делая выпады в мою сторону, впрочем, на безопасном пока для себя расстоянии. Я сделал еще шаг, еще… Противник отступал, пока не уперся спиной в находившийся под оконцем столик с парой табуреток, одна из которых была о трех ножках. После этого бросил подпиленную ложку на пол и поднял руки, словно сдающийся в плен немец на кадрах военной кинохроники.
— Твоя взяла, — выдавил из себя Костыль, глядя на меня исподлобья.
Я подобрал с пола заточку, провел по заточенному краю ногтем. Острая, такой легко можно горло перерезать. Себе, что ли, оставить… А если обыск? На фига мне такие проблемы? Поэтому просто зашвырнул ногой заточку под дальнюю отсюда шконку. А вот ножку я велел Костылю присобачить на место, чтобы порядочным людям было комфортно сидеть. Уголовник проглотил и это оскорбление, тем более что его подручные все еще приходили в себя. Те двое очухаются, а третьему, со сломанной ключицей, прямая дорога в «больничку». Блин, может легко меня сдать, пусть даже это и потянет на стукачество, что наверняка не добавляет баллов в блатной среде. Но теперь уж что об этом думать: что сделано — то сделано.