Возвращаясь к смыслу слова thrive – сама жизнь приравнивается не к страданиям, к ужасам, трагедиям, прозябанию – нет, она лишь отождествляется с процветанием, преуспеванием, благоденствием. Если ты отказываешься от жизни, то значит ты отказываешься от благоденствия. А раз ты такой неблагодарный, то – умирай.
Когда мы с мамой гуляли в парке у её дома, я пытался поднять её настроение, указывая на гуляющих в парке соседей, которые были моложе мамы, но все – в болезнях: один – слепой, другой – в инвалидной коляске, третий еле шёл с кислородным аппаратом.
Но мама не воспринимала этих сравнений: у них – своя жизнь, у меня – своя, и я не могу сравнивать, парировала мама – и была права, потому что каждый умирает по-своему.
Последние разы, когда мы гуляли, мама присаживалась отдохнуть, всё чаще: "С каждым днём уходят силы", – говорила она слабеющим голосом.
Нет, мама не отказывалась от благоденствия жизни, это бог с помощью своего сообщника-времени отнимал у мамы жизнь.
Люди, как всегда, пытаясь подольститься к богу, решили убийство переименовать в самоубийство. Ведь человек бы рад жить вечно, но ему бог не позволяет.
Так что причина смерти в свидетельстве указана – ложная. А истинная причина: бог не позволяет нам жить вечно – её указывать не смеют.
Но мы ещё вернёмся в прошлое! Мы ещё завоюем бессмертие!
Объезд прошлого
Дорогу перекрыли из-за ремонта, но услужливые стрелки, указывающие объезд, вели меня к выезду на нужный путь. И вот, следуя стрелкам, я оказался в районе, где я жил долгие годы, ещё несколько поворотов, и я, к своему изумлению, оказался у дома, в котором прожил более двадцати лет. Это был первый дом, который я и мои родители купили в США, и всё это время мы там жили вместе, за исключением четырёх лет моей первой американской женитьбы, после успешного завершения которой я снова вернулся в этот дом.
В нём зародилась наша фирма по производству папиных изобретённых в СССР машин, в нём побывало несчётное количество женщин – в моём распоряжении имелся целый этаж для их ублажения.
Но самое главное, что в этом доме я жил с моими любимыми родителями – моими лучшими друзьями.
Последние годы я избегал проезжать мимо этого дома, зная, как больно и бесполезно оглядываться назад. Но тут сама судьба привела меня к нему.
Я остановился у дома – внешне он почти не изменился, только чужие машины стояли у гаража. Те же перила вдоль лестницы, ведущей к дому, которые установил папа. Та же входная дверь, из которой выходила мама, чтобы помахать мне рукой, когда я уезжал на работу или на свидание.
Я смотрел на дом, и слёзы лились по моим щекам – мне казалось, что мама с папой сейчас выйдут из двери и скажут: Чего ж ты сидишь в машине? Заходи скорей, мы тебя ждём обедать.
Но они не выходили. Они были на кладбище.
Там, у их могилы, у памятника, мне определённее и легче. Я смирился, что это их последний дом, что они теперь живут под землёй и в то же время – во мне и везде. Я разговариваю с ними, и хотя они мне не отвечают, я знаю, что они меня внимательно слушают.
А тут была жуткая неопределённость: место – то же, дом – прежний, память жива… Но где же вы???!!! Почему вас нет в нашем доме?
У меня возник порыв выйти из машины, взбежать по лестнице, открыть дверь и войти в дом, где, мне верилось, сидят на диване папа с мамой и смотрят телевизор.
Но я вспомнил, что у меня нет ключа от двери.
Потому что ключ этот не существует.
Палочка-выручалочка
В свои последние годы мама часто звонила мне: то лампочка в торшере перегорела, то в телевизоре русские каналы не переключаются на английские, то видеомагнитофон не устанавливается на нужное время записи, то ещё что-то. Я ехал к маме и решал эти простейшие задачи. Но для мамы, которая уже не могла решить их сама, я представлялся великим умельцем. И когда я входил к ней в квартиру по её зову, мама радостно восклицала, с любовью и благодарностью глядя на меня: – Вот моя палочка-выручалочка.
Когда мама в последний раз тяжело заболела, она встречала меня только молчаливой улыбкой и не называла меня "палочкой-выручалочкой" – она знала, что выручить её я уже не смогу.
Ещё одно слово
После смерти мамы моя жена взяла себе несколько маминых вещей. Теперь всякий раз мне и грустно, и радостно видеть её, сидящую рядом в маминой блузке или надевающей мамино пальто. Жена мне напоминает маму, и не только её одеждой. Может быть, поэтому есть мужья, которые называет свою любимую жену "мать", "мама".
Одна блузка не подошла жене, и она отдала её мне, чтобы я сдал в магазин для бедных, как я это сделал с остальной маминой одеждой, которая не сгодилась никому из родственников.