Выбрать главу

<…> измельчавшими потомками древних мифов действительно являются сказки и именно волшебные („мифологические“) сказки: „Происхождение сказки из мифа не вызывает сомнений“.

А в дальнейшем в связи с ростом племенных дружин и военных столкновений в мифологические повествования вплетается все в большей степени героический эпос.

Таким образом, восточнославянская волшебно-богатырская сказка является хранительницей перемешанных между собой отголосков архаических мифов и фрагментов богатырского эпоса, рождавшегося еще в I тысячелетии до н. э.

„Начало волшебное заключает так называемые пережиточные моменты и прежде всего религиозно-мифологические воззрения первобытного человека… Сказка полна мотивов, содержащих в себе веру в существование „потустороннего мира“ и возможность возвращения оттуда…“

„Враждебное человеку пространство — „иное“ царство, морское царство, царство Змея, Кощея, Яги… Проникая в этот мир, разрушая его, герой утверждает единый мир человеческой справедливости и гуманизма“»[29].

«Кощей Бессмертный очень близок и греческому Аиду-Плутону, царю подземного мира мертвых. О связи Кощея с миром мертвых свидетельствует то, что кощуны <…> исполнялись в процессе погребального обряда на поминках по покойнику.

<…> Как и Кощей, Аид не убивает людей, не является причиной их смерти — он только царствует над тенями, попавшими в его „кощьное, сиречь в тьму кромешную“»[30].

«Сказки о Кощее Бессмертном исследователи делят на две группы по характеру и смерти Кощея: „Смерть Кощея в яйце“ и „смерть Кощея от коня“. К этим двум группам следует добавить третью, представленную былинами об Иване Годиновиче, — „смерть Кощея от своей стрелы“. <…> В сказках, где кощеева смерть запрятана в яйце или находится в заговоренной стреле, есть ясно выраженный элемент предопределенности, участия сил более могущественных, чем сам Кощей.

Кощей во всех сказках представлен как отрицательный тип; „он воплощает в себе хитрость: вероломство, коварство, неблагодарность“. „В Кощее очень устойчиво сохраняются его мифологиеские и демонические черты, идущие из глубокой древности“.

Основная структура сказки такова:

1. Кощей похищает девушку (невесту героя) и скрывает ее в своем дворце.

2. Герой (иногда с помощником или братьями) отправляется освобождать пленницу.

3. На пути своими добрыми делами герой заслуживает благодарность разных животных и птиц.

4. Герой достигает дворца Кощея и в его отсутствие встречается со своей невестой.

5. Пленница Кощея выпытывает у него местонахождение его смерти.

6. Смерть Кощея <…> запрятана так:

На море, на окиане есть остров (на острове — камень),

На том острове дуб стоит (иногда упоминается дупло),

Под дубом сундук зарыт (иногда на дубу гнездо с уткой),

А в сундуке — заяц,

В зайце — утка,

В утке — яйцо,

А в яйце — моя смерть.

7. Герой (Иван, или Иван-царевич) совершает далекое путешествие и с помощью благодарных животных добывает волшебное яйцо, умерщвляет Кощея и освобождает свою невесту.

Устойчивый мотив местонахождения смерти Кощея в яйце, приводит ее к одному из распространенных символов жизни, жизненной силы, динамики развития и перевоплощения яйца в птицу.

<…> В „Калевале“ рождение Вселенной представлялось как появление яйца: дева неба, она же „мать воды“ Илматар-Каве приняла „бога всевышнего Унко“, явившегося ей в виде утки. Утка снесла яйцо, из которого и создалась Вселенная:

Из яйца, из нижней части

Вышла мать-земля-сырая,

Из яйца из верхней части

Стал высокий свод небесный…

<…> Местонахождение кощеевой смерти соответственно в сказке с моделью Вселенной — яйцом. Недаром охранителями этого сокровища являются представители всех разделов мира: вода (океан); земля (остров); растения (дуб); звери (заяц); птицы (утка).

Это поднимает сказку на уровень очень древнего мудрого мифа о дуалистической сущности мира: мир, образом и символом которого является яйцо, в самом себе содержит не только положительное жизненное начало (которому соответствует языческие берегини), но и управление конечной судьбой мирового зла, осуществляемого языческими упырями и мертвецами-навьями. Миф говорит об извечной борьбе жизни и смерти, добра и зла. До той поры, пока никто не ведет борьбы со злом, не посягает на скрытую, но существующую внутри мира (в яйце) потенциальную гибель Зла, оно бессмертно и только героические подвиги, отважное самопожертвование человека и содружество его с живыми силами природы <…> могут доказать, что жизненное начало вечно, что жизнь в мире торжествует над умиранием отдельных частиц мира»[31].

«В эпоху Святослава миф существовал в более целостном виде, чем он дошел до нас в фольклорных записях XIX–XX вв. В нем было единое повествование о поиске кощеевой смерти и о самой смерти Кощея, ставшего уже ненадолго мужем Анастасии. В фольклоре оно расчленилось на волшебные сказки о поиске кощеевой смерти, осложненные множеством вариантов о „благодарных животных“; кощеева смерть в сказках упрятана в значительно более сложную систему (море, остров, дуб, сундук, заяц, утка, яйцо, иногда — игла). <…> из помощников невидимых сил мирового добра (героя в мифе еще нет) в мифе даны только представители пернатых (ястреб) и зверей (хорт [т. е. волк. — Д. С], названный в сказках архаическим словом)»[32].

Согласно А. Н. Афанасьеву, птицы — мифический образ ветра. По народным представлениям, птица также является одним из воплощений демонов. Так, считалось, что в феврале месяце нечистые вылетают из ада в виде птиц. В русских заговорах произносится заклинание против черта страшного — вихря буйного.

Могучие действия, проявленные природой в бурях и грозе, были приданы и чародейным музыкальным орудиям. Музыкальные инструменты, звуки которых обладают таким волшебным свойством, что заслышав их, волей-неволей пляшут люди и звери, леса и камни, известны в преданиях всех индоевропейских народов. В Галиции и около Днестра и Прута существует поверье, что если найти в дремучем бору зеленую иву, которая не слыхала ни шума воды, ни крика петуха, сделать из этого дерева дудку, то выйдет дудка не простая: от ее звука встанут из могил покойники и запляшут самые ленивые и неповоротливые ноги.

Следует отметить также тот факт, что в русском языке много слов указывает на отождествление души человеческой с веющим ветром: душа и дух (ветер) — однокоренные слова, а мужество, бодрость, сила ума, также называют смелым духом, великим духом.

Относительно организации мифического пространства важно учитывать следующее: «оно прерывно, конечно и неоднородно; в нем есть и хорошие, и плохие места. Все лучшее, благое, необходимое для человека всегда пребывает в центре мира, где бы этот центр ни располагался и сколько бы этих центров ни было, а все злое, враждебное и опасное — на его окраине»[33].

Окраина — это то место, где пребывает лишенный какой-либо определенности первозданный хаос. Герой, побеждая в сказках и мифах хтоническое (докосмическое, соприродное хаосу) существо, тем самым противостоит стихийной неорганизованной силе, приобщая место ее локализации к культурному пространству.

Путь, который проходят герои волшебных сказок, имеет особое значение, поскольку это путь воина, путь преодоления темного, злого и разрушительного начала. Поэтому имеет смысл перечислить основные «этапы» этого пути и коротко познакомить читателя с их смысловым наполнением. Для этого я обращаюсь к работе В. Шуклина «Мифы русского народа».

Прежде всего, начало и путь героя не закрепляются в реальном пространстве и подробно не описываются. Например, «в некотором царстве…», «в тридесятом государстве…». Герой идет из условного царства на окраину (пространство-мир простирается во вне).

вернуться

29

Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. — М., 1988, с. 316–317.

вернуться

30

Там же, с. 323.

вернуться

31

Там же, с. 321–322.

вернуться

32

Там же, с. 341.

вернуться

33

Альбедиль М. Ф. В магическом круге мифов. Миф. История. Жизнь. — СПб., 2002, с. 119.