Инспектор Михельсдорф отправил самый надежный экипаж патрульной машины на розыски Манфреда и Амадея. Те прекрасно разбирались в характере и стиле всех мюнхенских ночных заведений, и труда им это не составило.
Они поочередно навестили «Сент Джеймс клуб» с полночной толпой плейбоев, окруженных роем ярких девиц, готовых за приличное вознаграждение принадлежать душой и телом кому угодно. Потом «Тэйк-Севен», где в невзрачном дымном зале исполнялся танец живота. И наконец «Карнеби-стрит, 71», где преобладал мечтательный покой, которым наслаждались с закрытыми глазами. Там они и нашли Манфреда и Амадея.
Довольно быстро их уговорили перебраться в дискотеку «Зеро». Там Михельсдорф, державший себя как дома, атаковал сразу:
— Рад видеть вас, надеюсь, на этот раз вы будете вести себя серьезнее. Чтобы облегчить ваше положение, готов предположить, что при первой нашей встрече вы несколько ошиблись или неточно выразились.
— О чем это вы? — ухмыльнулся Манфред.
— Все мы люди, все можем ошибаться, инспектор, — подхватил Амадей. — Ведь вы в беседе с нами тоже могли ошибаться и неверно ставить вопросы. — Взглянул на Манфреда. — Теперь вы собираетесь извиниться?
— Нет, я хочу сообщить, — надменно заявил Михельсдорф, — что нашел свидетеля, готового подтвердить, что состоял с Хелен Фоглер в интимных отношениях.
— Не верим!
— И он не только утверждает, но готов сообщить и конкретные подробности. К примеру, когда с ней переспал и сколько заплатил. Никогда менее ста марок это не обходилось. И он утверждает, что вы оба…
— Кто этот мерзавец?
— Я вам не справочное бюро, — оборвал Михельсдорф, — и сообщаю только факты. И вам придется объясниться по этому поводу. И не пытайтесь отвертеться, дело идет о тяжелом уголовном преступлении. Иначе сами можете быть привлечены к ответственности.
— Ну, попадись нам в руки этот негодяй, — начал Амадей.
— Еще раз ему этого не сделать! — закончил Манфред.
Бал наций, так изысканно начавшийся, после полуночи превратился в непритязательную попойку. «Сливки общества» под влиянием алкоголя утратили весь свой светский шик и начали во всей красе являть свою истинную суть.
Гольднер обратился к фон Готе:
— Напиться — для них это значит забыться. Забыть о том театре, в который они превратили свою жизнь.
Фрау коммерцсоветница Шлоссер наклонилась к Маргот Циммерман:
— Вот, моя милая, каков свет. И ты по праву принадлежишь ему. Ты просто очаровательна. Но муж твой не в состоянии ввести тебя сюда. А мой сын может. И он все еще этого хочет.
Петеру Вардайнеру язык уже отказывался повиноваться. С трудом он повернулся к своему почетному гостю, депутату от оппозиции:
— Господи Боже, как же наш народ туп и глуп, и при этом послушен и верноподдан! Стоит им втолковать о любом свинстве, что это святое дело, и сразу все готовы за него проливать кровь и даже давать деньги. Просто нет сил смотреть, нужно что-то делать!
Сузанна Вардайнер речь своего мужа прокомментировала так:
— Знаешь, Петер, на кого ты похож? На человека, которого сейчас хватит инфаркт.
— Я не мог не зайти к вам, — объяснял Тириш в дверях квартиры Хельги Хорстман. — Можно войти?
— Верите, я кого-то вроде вас ждала всю эту тоскливую ночь, — радостно ответила Хельга. — Сейчас я рада любому мужчине — а вы ведь мужчина, не так ли?
— Так, но не любой, — Тириш был несколько шокирован таким приемом, но старался держаться невозмутимо. — Признаюсь, я не просто заглянул на огонек. У меня для вас целая пачка денег!
— Теперь вы мне еще больше нравитесь, — уверяла Хельга уже у распахнутой двери в спальню. — Но не удивительно, вы мне всегда нравились!
Некролог на Хайнца Хорстмана в номере «Мюнхенского утреннего курьера» за понедельник.
«…один из самых лучших… ныне ушел от нас в расцвете своей смелой творческой индивидуальности… невосполнимая утрата… уважаемый всеми, кто имел счастье работать с ним… чтимый опечаленными коллегами и друзьями, обожаемый молодой красавицей женой… стал жертвой трагического дорожного происшествия… мы его никогда не забудем!»
— Вы мне не поверите, Хельга, — уверял ее настойчиво и совершенно честно Тириш, — но я часто думал о вас. Особенно последнее время.
— Это очень мило с вашей стороны, — она была полна ожидания.
— Вы роскошная женщина, а теперь еще и свободная!
— Свободна я была всегда. Вы этого не знали? — Вызывающе улыбнулась. — Нужно было попробовать. Вы многое упустили. Нет желания наверстать?