Келлер. Как и где вы встретились в ночь с субботы на воскресенье с Хесслером?
Хелен. Я была в ночном клубе „Либерия“.
Циммерман. Вы там ждали клиентов?
Хелен. Нет у меня никаких клиентов. Сидела со случайными знакомыми. Мы разговаривали и пили „Куба-либре“ — это ром с кока-колой и лимоном.
Циммерман. Вам придется привести имена этих знакомых. Кто за вас платил?
Хелен. Платила я за себя сама. Потом появился Хесслер. Я его знала, поскольку как-то Амадей одалживал у отца на одну ночь его машину и Хесслер отвез нас — Амадея, Манфреда и меня — к озеру Штарнберг.
Циммерман. И во время этой поездки вы, наверно, неплохо повеселились на заднем сиденье. С обоими сразу или по очереди? А Хесслер, сидевший за рулем, наверняка наслаждался зрелищем в зеркале?
Келлер. Примерно так, хотя и не обязательно, может протекать слушание в суде. Упаси вас Бог выйти из себя, фрау Фоглер. Наоборот, держите себя в руках и постарайтесь на любую провокацию реагировать как можно сдержаннее — хотя, знаю, иногда это будет очень трудно. Чего хотел от вас Хесслер, когда пришел в „Либерию“?
Хелен. Пригласил меня прокатиться, как он выразился. И добавил, что кое-кому это доставит радость. Я была уверена, что его прислали Амадей с Манфредом, и пошла с ним.
Циммерман. Сколько он пообещал вам за эту поездку?
Хелен. Нисколько.
Циммерман. А на какую сумму вы рассчитывали? Сто марок за один раз? Или триста марок за ночь?
Келлер. На такие вопросы отвечать вы не должны, но будьте к ним готовы. Значит, вы ушли с Хесслером, веря, что встретитесь с Манфредом и Амадеем. Только Хесслер вас отвез, как я полагаю, к Шмельцу.
Циммерман. Чего от вас хотел Шмельц?
Хелен. Это было ужасно. Шмельц сидел, развалившись в кресле, в одном белье. Хесслер мне швырнул три банкноты по сто марок и заорал: „Ну, давай, раздевайся!“ Но я не могла!
Циммерман. Как это — „не могла“? Ведь вы раздевались и за меньшую сумму.
Хелен. Не смейте так со мной разговаривать!
Келлер. Не только смеет, но и должен! Потому что именно так будут обращаться с вами в суде. Доказывать, что, учитывая ваш предыдущий образ жизни и вашу репутацию, это предложение было вполне обоснованно. А если понадобится, приведут и свидетелей.
Циммерман. Если вам предложили раздеться — значит, рассчитывали, что последует и все остальное. Я немного разбираюсь в таксе на такие услуги, и за триста марок можно было ожидать нечто необычайное!
Хелен. Нет, нет! Все это просто абсурдно. Я не могу больше слушать!
Келлер. И тогда вы решили отвергнуть предложение Шмельца и Хесслера и уйти. Как на это реагировал Шмельц?
Хелен. Он просто сломался. Думаю, это был какой-то приступ. Он стонал и, мне кажется, даже плакал.
Циммерман. Ей кажется! Значит, она ничего толком не знает! А против нее выставят двух свидетелей, утверждающих обратное, — Шмельца и Хесслера. Можем мы в такой ситуации вообще браться за дело?
Келлер. Что было дальше? Вы ушли, и вас сопровождал Хесслер, чтобы отвезти домой?
Хелен. Да, но он сначала уложил Шмельца в постель. Только потом мы ушли, причем Хесслер упорно молчал. Сев в машину, я решила, что он меня везет на Унгерштрассе. Вначале он действительно поехал в ту сторону, но потом вдруг свернул в какой-то глухой переулок. И ни с того ни с чего начал на меня орать. Все громче и громче. Одни ругательства. Я была просто ошеломлена!
Циммерман. Он, разумеется, будет утверждать, что вам заплатили триста марок. И что за это рассчитывали на определенные услуги, которые вы отказались оказывать. Тогда он почувствовал себя обманутым, взъярился, вышвырнул вас из машины и всыпал как следует. Ну, если принять в расчет все это, вполне объяснимо!
Хелен. Но, Господи, все было совсем не так!
Циммерман. Но он вполне может дать такое объяснение».
Продолжение записок Келлера.
«У Циммермана хватает опыта подобных разбирательств. Он не преувеличивал. Хелен Фоглер — отнюдь не идеальный свидетель. И каждый хоть сколько-нибудь сведущий адвокат, не говоря уже о таких прожженных типах, как Мессер или Шлоссер, мог ее показания не только играючи вывернуть наизнанку, но даже обратить против нее самой.
Силы Хелен явно подошли к концу. Мне было жаль ее, и я попробовал найти слова утешения:
— Забудьте обо всем, что нам пришлось сказать. Для вас все кончено, и возвращаться к этому не будем. Заботьтесь о Сабине, передайте ей, что мы с псом всегда рады видеть ее у нас в гостях.
Хелен совсем тихо ответила:
— Не можете представить, как мне плохо от этой грязи…
— Вы полагаете, не можем? — спросил Циммерман».