Такова, собственно, и вся-то наша т.н. политическая жизнь. Действующие лица погибают почем зря, сценаристам лафа. Кажется, всем уже понятно, что случилось в Беслане, а конкурс, извините, сценариев продолжается. Потому что — большие призы. Потому что правда невыносима. Потому что жизнь, потеряв смысл, делается необъяснимой. Потому что тоску побеждает только скука, а скуку наводит вздор, а вздор есть искусство произвольных истолкований. То есть сценаризм.
Сокрушительной победой которого стал фильм "Доктор Живаго", модная новинка. Сочинение г-на Юрия Арабова, одиннадцать серий высококачественного вздора, первоклассной скуки, мастеровитой такой тоски. В исполнении лучших специалистов своего дела. Как хорош г-н Меньшиков, разгуливая по русской истории в белоснежных подштанниках. Насчет роковых дамочек вообще молчу. И режиссер не оплошал, и бутафор. Но все-таки главная заслуга принадлежит, безусловно, г-ну Арабову.
Вот кто показал всему миру, что можно сделать из плохого, но великого романа: отличную ничтожную вещь.
Г-н Арабов вгрызся в одноименную книгу Бориса Пастернака наподобие гусеницы и проложил такие ходы, что текст опустел, отрухлявел — подозреваю, навсегда. Потому что Борис Пастернак не умел, например, сочинять диалоги, — а г-н Арабов очень даже умеет. Но у Бориса Пастернака были идеи, причем свои, — а у г-на Арабова их нет. Собственно, и сценарий-то его написан про то, что идей не бывает. Что революции совершаются — как люди женятся — черт их знает отчего. Что время вообще не имеет смысла. (Вот как сейчас в нашей стране). А имеет лишь некую условную протяженность: предположим, одиннадцать серий, — которую требуется чем-нибудь заполнить. А именно диалогами. Бесчувственность которых восполняется стильной обстановкой.
Все остальное не имеет значения. Сделаем благородных у Пастернака людей — мелкими гадами, пошлых у Пастернака негодяев — обаятельнейшими умниками (актеры-то на что?), отправим какую-нибудь Лару вместо лагеря в Париж, вообще повсюду переменим плюс на минус и обратно. Был роман про счастье, про любовь, про творчество, про жизнь, — накрошить помельче, перемешать, залить кетчупом, — ах, для чего же мы, дураки такие, убили государя императора! — молю Господа, дочь моя, чтобы ты не стала шлюхой!
И все такое. И все довольны. Потому что какая разница. Нет идей? Ни у кого нет идей. Ни у кого нет в жизни смысла. Сейчас такое время. Приятно думать, что так было у всех, со всеми, всегда.
Борис же Пастернак был поэт. То есть как раз чувствовал смысл — или, допустим, воображал. Поэтому настоящим советским людям всегда хотелось его немножко обессмыслить. Г-ну Арабову это удалось вполне. Молодец. Аплодисменты. Никто не заступится.
Вот если бы г-н Арабов покусился на святое — придумал, не знаю, Штирлицу денщика-любовника либо (страшно выговорить) бабушку-еврейку, — тогда берегись, г-н Арабов. А Борису Пастернаку так и надо.
5/6/2006
Единство стиля
Нет ничего лучше Московского проспекта; по крайней мере, в Петербурге на данный момент он составляет всё. Чем не блестит эта улица — красавица нашей столицы! Я знаю, что ни один из бледных и чиновных ее жителей не променяет на все блага Московского проспекта.
Асфальт перестилают, тротуары перекладывают, фасады перекрашивают, зеленые насаждения перенасаждают. И все это сразу, одновременно, так что Ленину, озирающему окрестность с гранитного пьедестала, она представляется безумно похожей на Россию непосредственно после отмены крепостного права, и бронзовые губы повторяют знаменитую фразу:
— Все переворотилось и только еще укладывается…
И бронзовая кепка, зажатая в руке, указывает на выбоины, рытвины, груды обломков, кучи земли, штабеля стройматериалов, на валяющиеся тут и там проржавелые крышки люков.
Похоже, скорей, на то, что проспект подвергся настойчивой обработке из установки типа "Град".
Но все это лишь оттого, что лучшее — неумолимый враг терпимого, и красота требует жертв. Раз уж вы попали в зубоврачебное кресло — какой смысл подсчитывать извлекаемые зубы? Не веселей ли пощелкивать в уме челюстью, которую построят же вам через какой-нибудь месяц?
Нытику и маловеру может показаться: не успеют. Хотя конь на проспекте определенно валялся и многие свои потребности, без сомнения, удовлетворил, — тем не менее, чтобы только заровнять его следы, в советское время потребовалось бы пригнать эшелон пленных немцев. Или, на худой конец, пленных грузин.