Глава 1. Прирожденный бунтарь (1934-1942)
Чудесным майским утром 1941 года, вскоре после моего седьмого дня рождения, мама повела меня через двор фермы нашего дома в Кенте по травянистой дорожке к загону. Она сделала вид, что мы пытаемся поймать нашего дикого шотландского пони, но после всего лишь поверхностной попытки, во время которой Полли пустилась прочь своей обычной стремительной рысцой, она сдалась и предложила нам присесть на траву. Это был прекрасный день раннего лета: солнце припекало, листья полностью распустились, пели птицы. Как только мы устроились, она сказала:
- Питер, я должна сообщить тебе кое-что печальное. - Она поколебалась, затем продолжила: - Боюсь, твой отец больше никогда не вернется домой. Он погиб на войне.
Она рассказала мне, что он числился пропавшим без вести, предположительно утонувшим, после того как его корабль, легкий крейсер "Фиджи", был потоплен немецкими бомбардировщиками у южного побережья Крита.
Эта новость меня не сильно встревожила. Мой отец, хирург Королевского военно-морского флота, провел в море так много времени, что я его почти не знал. Не по вине своего характера, а просто из-за своей карьеры, он так редко приезжал домой, что я никогда не полагался на его помощь и дружеское общение и даже не играл с ним в игры. Я думал о нем главным образом как о фигуре с фотографии на туалетном столике моей матери, которая время от времени оживала, оставалась на несколько дней, а затем снова исчезала. Я всегда с нетерпением ждал встречи с ним, но мои теплые чувства, как правило, были омрачены беспокойством о том, что его приезд будет означать восстановление дисциплины в доме. И вот, когда мы сидели в поле тем солнечным утром, я почувствовал, что, хотя его смерть была печальной, нам важнее было поймать Полли, чем тратить время на скорбь.
Оглядываясь назад, я понимаю, что отсутствие моего отца и его преждевременное исчезновение из нашей семьи оказали гораздо более глубокое влияние на мою жизнь, чем я мог себе представить в то время. Теперь я понимаю, что его смерть оказала сильное влияние на мою личность и выявила в ней те черты, которые в противном случае могли бы остаться более умеренными или полностью забытыми. В частности, это пробудило во мне чувство индивидуализма, ощущение одиночества, желание наслаждаться собственной компанией. Это также дало мне и моему младшему брату Майклу шанс устроить бунт; потому что, хотя мы очень любили нашу мать, она была совершенно неспособна контролировать нас, и мы безжалостно пользовались тем, что в доме не было мужчины, который мог бы поддерживать порядок. Теперь я понимаю, что родился бунтарем, что мои бунтарские наклонности были порождены отсутствием отца и что в какой-то степени я всю свою жизнь оставался одиночкой.
Я родился в 09:25 29 апреля 1934 года в Чарльтонском роддоме в Плимуте и весил 81 фунт 8 унций. 29 июня 1934 года меня окрестили Питером Эдгаром Делакуром1.1 Моему отцу, Дени де Лабильеру, тогда было тридцать, и он был хирургом, лейтенант-коммандером Королевского военно-морского флота - человеком среднего роста и стройного телосложения, со свежим цветом лица и ярко-голубыми глазами, доставшимися мне по наследству. Он учился на врача в больнице Святого Варфоломея в Лондоне, где с трудом сдал экзамены, провалившись по крайней мере один раз, прежде чем получил ученую степень.
Современники помнили его как дружелюбного, компанейского человека, чья медлительная речь объяснялась отчасти его природной сдержанностью, а отчасти тем, что он слегка заикался. Но он также обладал сильным чувством юмора и милой привычкой заливаться смехом, что делало его отличным собеседником.
Он был очень хорошим врачом и глубоко интересовался своим призванием, но я чувствую, что он был покладистым и предпочитал игру работе. Хотя у него, как и у меня, не было времени на организованные игры, он всегда поддерживал себя в форме, катался верхом, когда мог, и поднимался пешком на вершину любого холма, рядом с которым оказывался.
Он поступил на службу в Королевский военно-морской флот в звании лейтенанта военно-морской медицинской службы 1 октября 1930 года и вскоре отплыл в Шанхай, чтобы служить на Китайской станции. Но в ноябре, перед отъездом, он обручился с девушкой, которую знал с детства, Кристин Лоули, известной как Китти. Его отец Эдгар - мой дед - был странствующим священником, который отправился в Африку и скитался по миру, прежде чем стать викарием в Ллангаттоке, сельском приходе в Монмутшире. Чуть дальше по дороге от дома священника стоял Хилстон-парк, солидный особняк, принадлежавший в то время Лоули, зажиточной семье, сколотившей состояние на морских перевозках и производстве хлопка в Манчестере. Там жили дочери Лоули - Китти и ее старшая сестра Джойс - у них были свободные деньги и слуги, которые присматривали за ними; и когда сын викария влюбился в одну из них, это, должно быть, показалось ему идеальным деревенским романом.