Даже если в возрасте двух лет я едва ли мог представить, какой занудой была Джойс, мои инстинкты, должно быть, указывали мне правильное направление. Однако мое собственное поведение было далеко не безупречным. "Волосы Питера внезапно начали виться", - написала моя мама в письме домой из Новой Зеландии. "Спереди волосы прямые, а сзади - масса завитков, которые образуют нечто вроде нимба и придают ему поистине ангельский вид, пока вы не проведете с ним несколько минут!" Кажется, с самых ранних лет я испытывала то, что мой дедушка называл "некоторым полушутливым восторгом". в неподчинении приказам", и вскоре в семейных кругах меня стали называть "Питер Ужасный".
Мы вернулись в Англию в 1936 году, и когда в начале Нового года моя мать обнаружила, что снова беременна, она надеялась, что ее вторым ребенком будет девочка. Вместо этого оказалось, что это мой брат Майкл, который родился в августе 1937 года и которого моя мать описала в письме Джойс как человека с "огромными руками и ногами, похожими на лягушачьи, головой-луковицей и большим носом... совсем как Питер в том же возрасте, только он темноволосый". Вскоре у Майкла проявился такой же независимый и своенравный характер, как у меня. Одно из моих самых ранних и приятных воспоминаний связано с тем, как это ужасное маленькое кудрявое чудовище сидит в своем высоком стульчике, и его насильно кормят кашей, но он отказывается ее глотать и разбрасывает ложки по всей комнате. Как только он научился ходить, мы стали сообщниками во всевозможных мелких преступлениях.
Летом 1937 года, еще до рождения Майкла, мой отец получил назначение на "корабль Его Величества "Пембрук"", береговую базу в Чатеме, в графстве Кент, и мои родители переехали в Хоумстед, фермерский дом в деревне Борден, которая в то время была отделена от города Ситтингберн более чем милей открытых полей. Это был первый дом, о котором у меня сохранились четкие воспоминания: типичный, беспорядочно выстроенный фермерский дом из красного кирпича в графстве Кент, среднего размера, лишенный современных удобств, но с дружелюбной атмосферой. Он принадлежал фермеру по имени мистер Хинг, который владел всей землей и обрабатывал ее, хотя сам переехал в новый дом в Тансталле, неподалеку. Он был добрым и терпимым хозяином, даже когда мы с Майклом доставляли ему массу хлопот, а ферма с ее большими сараями и хозяйственными постройками была идеальной средой для мальчиков, которые любили бывать на свежем воздухе. У нас был теннисный корт с травяным покрытием, розарий и огромный огород на кухне, за всем этим ухаживал пожилой, но опытный садовник по имени мистер Джаррет.
Я уверен, что мой интерес к сельскому хозяйству возник именно в тот период. Мы жили в настоящей сельской местности, среди сельских жителей, и наша жизнь определялась сменой времен года. Возвращаясь из школы в Ситтингберне, я проходил через целые акры фруктовых садов: летом я срывал вишни с самых нижних веток и ел их, а сборщики часто давали мне пакетик, чтобы я забрал его домой. Самым волнующим временем года был сбор урожая, когда на кукурузных полях гремели примитивные сноповязалки, а кролики носились по убывающему полю с урожаем, пока не были вынуждены вырваться на свободу. В начале зимы был разгар молотьбы, когда крысы и мыши выползали из скирд, когда мужчины поднимали увязанные снопы и бросали их в пасть машины.
В моей детской книжке написано, что я впервые пошел в школу в октябре 1937 года, в возрасте трех с половиной лет. Я ничего не помню о Фребелевской школе на Парк-роуд, 58, в Ситтингборне, но, должно быть, именно там меня заставляли писать правой рукой. Когда я, естественно, начал пользоваться левой рукой, кто-то сказал мне, что это признак плохого характера, и заставил меня изменить почерк. В результате мой почерк всегда был ужасным.
Мои воспоминания об отце, какими бы отрывочными они ни были, связаны с Рождеством, потому что почти каждую зиму ему удавалось получить отпуск и приехать домой. Он любил изображать Деда Мороза и делал это с такой фантазией, что в течение многих лет я не ассоциировал его с добродушной фигурой с белой бородой, которая появлялась из темноты с подарками в руках. В канун Рождества вся семья собиралась в гостиной, а на елке горели разноцветные огоньки. Затем по самодельному радиоприемнику, который, должно быть, было трудно изготовить при тогдашнем примитивном оборудовании, мы, затаив дыхание, слушали что-то вроде передачи. С нами разговаривал Дед Мороз: он летел по воздуху, приближаясь к Хоумстеду. Теперь он был на крыше... он решил войти через сад... и вдруг оказался там. Французские окна распахивались, и он появлялся из темноты при всех регалиях, таща за собой сани, нагруженные подарками. Нам очень понравился этот спектакль, и, когда мы выросли, мы разыгрывали его каждую зиму для наших собственных семей.