- Деньги, у них был такой технический термин.
- Вот именно. И тогда на это время они уезжали.
- Простите, вы съедобны?
- Вы, что, действительно пытаетесь разговаривать с нищей?
- Не знаю. То есть не знаю, пища ли это?
- Но в самых примитивных обществах не было и того: свободными оставались всего лишь несколько дней в году!
- Но я полагаю, что примитивные общества могли быть вполне...
- Он имеет в виду примитивизм в индустриальном смысле. Не обращайте внимания. И не прекратите ли вы тыкать в это? Испортите!
- Но вы-то сами можете это есть?
- Вы можете съесть все, что угодно, если только сумеете донести это до рта и проглотить.
- Вы прекрасно понимаете, о чем я.
- Так спрашивайте, идиот!
- Именно это я и делаю.
- Нет, не это! Гриф, что вы делаете? Перестаньте сейчас же! Где ваш майндер* [Майндер (от англ. mind - разум) - прибор, исполняющий функции мозга. (Прим. переводчика).], где комп, наконец?
- Но я вовсе не хотел...
- Вижу. Так что? Они уезжали все разом?
- Как это возможно? Все бы остановилось, если бы все они так уехали.
- М-да, разумеется.
- Но иногда бывало, что инфраструктурой занимались подсобные команды. Словом, они все-таки уезжали и ездили с места на место время от времени.
- А!
- А ведь теперь каникулы - это время, когда мы остаемся дома, ведь иначе у нас не было бы возможности вот так собираться вместе, и ты никогда не узнал бы, кто твой сосед.
- На самом деле, я и сейчас точно в этом не уверен.
- Это потому что вы столь легкомысленны.
- Ах, если бы были только одни длинные каникулы!
- В старом смысле, конечно?
- В гедонистическом* [Гедонистический (от греч. hedone - удовольствие) - имеющий отношение к наслаждению. (Прим. редактора).].
- Шило у вас в заднице.
- И в заднице, и в руках, и в ногах, и везде...
- Хаб, так можно это есть или нет?
- ...и в крыльях, и в ребрах, и в печенках...
- Хорошо, мне кажется, есть идея.
- ...и в коленках, и в копытах, и в рогах...
- Так что же, Хаб?
- ...и в панцирях, и в мускулах, и в голове...
- Заткнешься ты, наконец?
- Хаб, а, Хаб? Черт, мой комп не работает! Или Хаб просто не отвечает.
- Может быть, он на каникулах?
- ...и в плавниках, и в волосах, и еще где? М-м-м... Где же? В зубах ничего нет?
- Предлагаю его все-таки заткнуть.
- Одобряю.
- Хаб! Хаб! Никогда еще ничего подобного не случалось!
- Ишлоер?
- Извините? - Наконец произнесено его имя. Кэйб вынужден был признаться, что все-таки втянут в один из тех странных, напоминающих транс разговоров, в которые попадал на подобных сборищах. В таких случаях диалог - или же несколько диалогов разом - тянулся каким-то головокружительным, доводящим до тошноты образом и действовал на него так, что он совершенно терял нить разговора, не понимая, кто, что, кому и зачем говорит.
Правда, в следующий момент он легко вспоминал все сказанные слова, но уловить связывающие их эмоции так и не мог. И сейчас он пребывал в каком-то странном дурмане, пока в разговоре не образовалась брешь, пробитая обращением непосредственно к нему. Он находился в верхней бальной зале церемониальной баржи "Уединение" вместе с сотней других людей, большинство которых были действительно людьми, хотя и не в собственно человеческом обличий. Концерт композитора Циллера - античная челгрианская мозаика закончился полчаса тому назад. Настроение царило тихое и спокойное, несмотря на то что финал слушатели встретили взрывом аплодисментов. Теперь все занимались едой и выпивкой. И, конечно, беседой.
Кэйб вместе с группой мужчин и женщин стоял посередине зала у буфетного столика. Воздух был теплым, полным ароматов и тихой музыки. Над головами сгибались деревянные и стеклянные светильники, сделанные на какой-то старинный манер так, что, хотя и не давали полного спектра, озаряли все вокруг уютным ласковым светом.
В носу его тихо позвякивало кольцо. Когда Кэйб впервые прибыл сюда, ему совсем не понравилась идея имплантации компьютера прямо под черепную коробку (да и вообще куда бы то ни было). Единственной вещью, с которой он действительно не расставался, было это фамильное кольцо в носу, поэтому компьютер вживили ему именно туда.
- Прошу прощения за беспокойство, господин посол. Это Хаб. Вы оказались ко мне ближе всех и потому передайте господину Олсьюлу, что он пытался говорить не по компу, а по обыкновенной брошке.
- Хорошо. - Кэйб обернулся к молодому человеку в белом костюме, державшему в руках какую-то драгоценность и с большим удивлением на нее взиравшему. - Это вы господин Олсьюл?
- Слушаю вас, - молодой человек отступил на шаг, чтобы получше рассмотреть хомомдана. Лицо отражало такую растерянность, что Кэйб понял: он действительно введен в заблуждение этой скульптуркой, или монументальной бижутерией. Здесь это часто случалось. Молодой человек, прищурившись, изучал свою крупную брошь. - А ведь я мог это испортить...
- Еще раз простите, господин посол, благодарю за помощь, - пропищало кольцо.
- Не стоит благодарности.
Сверкающий пустой поднос подплыл прямо к молодому человеку и, качнувшись, произнес:
- Хай! Это снова Хаб. То, что вы держите в руках, господин Олсьюл, это драгоценный камень в форме двадцатигранника, оправленный в платину и саммитиум. Изделие студии господина Ксоссина Наббарда, последователя школы Кварафид. Настоящий шедевр, сделанный с настоящим мастерством. Но, к сожалению, не компьютер.
- Черт побери! А где же тогда мой компьютер?
- Вы позволили ему остаться дома.
- Но почему вы мне не сказали об этом раньше?
- Вы просили меня не делать этого.
- Когда?
- Сто два...
- Ах, неважно! Но тогда смените инструкции. В следующий раз я отправлюсь из дома без компьютера и...
- Хорошо, так и сделаем.
Господин Олсьюл, наконец, оторвал взгляд от брошки:
- Может быть, мне надо было взять тот шнурок или что-нибудь другое из этих имплантированных штук?