- Может быть. Главное, не забывайте дома голову, это может привести к серьезным затруднениям. А теперь я рад сказать вам, что готов сопровождать вас весь остаток вечера, если вам будет угодно.
- Разумеется, мне это угодно. - Молодой человек прицепил брошь к лацкану пиджака и повернулся к буфету, где чего только не было. - Но все-таки - могу я это есть или... О, господи, оно уходит!
- Ах, шило в заднице! - ухмыльнулся проплывающий мимо поднос.
- Что?
- Кэйб, дружище, вот вы где! Спасибо, что пришли! Кэйб обернулся и обнаружил рядом с собой хозяина, дрона И. X. Терсоно, подплывшего к нему на уровне головы человека, но немного ниже хомомдана. Дрон был чуть меньше метра в высоту и около полуметра в ширину и длину. Его округлые формы из нежного розового фарфора украшали мягко сиявшие синие камни. Сквозь прозрачный фарфор - тонкую керамическую кожу - прекрасно просматривалось все внутреннее устройство дрона. Его аура, как раз под гладким основанием, вспыхивала глубоким лилово-красным светом. Это означало, если Кэйб правильно помнил, что дрон занят. Занят разговором с ним?
- Терсоно, ведь вы меня пригласили!
- Разумеется, пригласил. Представляете, до меня только потом дошло, что вы сможете неверно истолковать такое приглашение - как вызов или даже требование. Конечно, если приходит послание...
- Да-да. Вы хотите сказать, что это не было требованием?
- Скорее, просьба. Видите ли, у меня к вам действительно есть просьба.
- Вот как? - Такое случилось впервые.
- Да. И теперь я думаю, как бы нам с вами побеседовать приватно?
"Приватно", - удивился Кэйб: это слово редко употреблялось здесь. А если и употреблялось, то, скорее, в сексуальном плане, да и то редко.
- Конечно, - поспешил, однако, согласиться он, - пойдемте.
- Благодарю, - ответил дрон, поднимаясь под потолок и оглядывая толпу, словно ища в ней что-то. Или кого-то. - Пожалуй, полного уединения не найти... Ага, вот здесь. Прошу вас сюда, господин Ишлоер.
Они приблизились к группе людей во главе с Махраем Циллером. Челгрианец был почти так же высок, как сам Кэйб, и полностью зарос шерстью, очень светлой вокруг лица и темно-коричневой на спине. Он явно имел вид хищника, с большими, близко посаженными глазами на широкоскулом лице. Ноги были длинными и мощными, а между ними, украшенный серебряной цепью, изгибался сильный хвост. Но если его далекие предки имели по две средних ноги, то Циллер обладал лишь одной, зато широкой и чуть ли не полностью прикрытой темным жилетом. Его руки, очень напоминавшие человеческие, заросли золотистой шерстью и заканчивались шестипалыми кистями, больше похожими на лапы.
Едва только они присоединились к группе Циллера, Кэйб почувствовал, как снова его уносит волна другого, столь же сводящего с ума разговора:
- ...Разумеется, вы не имеете понятия, о чем я говорю. Вы не знаете контекста.
- Удивительно! Неужели у каждого есть свой контекст!?
- Отнюдь нет. Чаще всего есть ситуация, так сказать, окружение, - а это не контекст. Вы, конечно же, существуете, и отрицать этого я не могу.
- Ну, спасибо.
- Не за что. В противном случае вы разговаривали бы сам с собой.
- Так вы утверждаете, что реально мы все-таки не существуем?
- Это зависит от того, что подразумевать под словом "существование". Но давайте все же согласимся, что мы не существуем...
- Прелестно, прелестно, мой милый Циллер, - вмешался И. X. Терсоно: Я полагаю...
- ...ибо мы не страдаем.
- Не страдаем, потому что едва ли наделены способностью к страданию.
- Отлично сказано! А теперь, Циллер...
- О, это слишком старый аргумент.
- Но только способность к страданию...
- Эге! А я вот страдаю! Лемил Кимп разбил мое сердце.
- Заткнись, Тьюлай.
- ...вы прекрасно знаете, что вынуждает вас "страдать" - это не страдание в прямом смысле.
- Но я страдаю!
- Так вы сказали, что это старый аргумент, миссис Сиппенс?
- Да.
- Старый означает плохой?
- Старый означает дискредитированный.
- Дискредитированный? Кем?
- Никем. Чем.
- То есть?
- Статистикой.
- Ах, вот как! Статистикой... Ну, а теперь, Циллер, дружище...
- Это несерьезно.
- Я думаю, она считает себя более серьезной, чем вы, Цил.
- Страдание облагораживает.
- И это утверждение тоже почерпнуто из статистики?
- Нет. Но я полагаю, что здесь требуется найти моральную разумность:
- А-а-а, вы имеете в виду необходимость вежливого общества? В таком случае, мы все согласимся. А теперь, Циллер...
- Моральная разумность говорит нам, что любое страдание есть зло.
- Нет. Моральная разумность, скорее, склонна трактовать страдание как зло до тех пор, пока не доказано обратное.
- А-а-а, так вы признаете, что страдание может быть добром.
- За некоторыми исключениями.
- Ага.
- Как мило!
- Что?
- А вы знаете, как это работает в некоторых языках?
- Что? Что работает?
- Терсоно, - обратился Циллер к дрону, опустившемуся до его плеча и приникавшему все ближе, словно он хотел привлечь внимание. Аура дрона потемнела до серо-голубого оттенка вежливо скрываемой фрустрации* [Фрустрация (от лат. frustratio - обман, неудача) - психологическое состояние, возникает в ситуации разочарования, неосуществления значимой для человека цели, потребности.]
Махрай Циллер, композитор, наполовину изгнанник, наполовину бродяга, поднялся со своего места и, сделав из средней конечности подобие полки, поставил туда бокал, одновременно передними лапами пытаясь одернуть жилет и причесать брови.
- Помоги-ка мне, - попросил он дрона. - У меня серьезные намерения, и так просто я ее сегодня не отпущу.
- В таком случае, я думаю, что вам следует отложить это дело и поймать ее позже, когда она будет в менее упрямом и язвительном настроении. Вы знакомы с послом Кэйбом Ишлоером?
- Знаком. Мы старые приятели.
- Вы льстите мне, сэр, - вмешался хомомдан. - Я, скорее, только журналист.
- Но все предпочитают называть вас послом, не так ли? Я уверен, что этим очень хотят вам польстить.
- Без сомнения. И это у них получается.
- Однако будет слишком много амбиций, - добавил Циллер, оборачиваясь к стоявшей рядом женщине. Та подняла бокал и слегка кивнула.