Теперь это уже начинало раздражать. Видимо, Калайнис это как-то поняла, потому что тут же поправилась:
- Хотя да, глупый вопрос, наверно. Если так рассуждать, то мы бы ещё не одну зиму в шатрах жили. А тут ещё война… Не ждать же, что младшие дома за нас все крепости поставят.
Поставят они, как же. Куруфинвэ усмехнулся и спросил:
- Так тебе надо со мной поговорить или чтобы я тебя послушал?
- А неважно. - Она легкомысленно отмахнулась. - Но я пойду уже, наверное, не буду больше надоедать. Хорошего вечера.
Её улыбка оказалась неожиданно красивой. И волосы у неё тоже падали на спину крупными волнами. Раздражение ушло так же быстро, как и появилось.
Мастер кивнул.
- И скажи Тинтаэле, что расчёт опор я завтра утром всё же надеюсь получить.
Калайнис заулыбалась ещё шире.
- Скажу.
И пошла прямо к остальной компании. Куруфинвэ проводил её взглядом и снова обернулся к светильникам. Можно было бы использовать отцовские лампы. Правда, их не так много осталось, и они тоже крупноваты. Нужно бы попробовать сделать новые. Когда будет время.
***
Калайнис гордо прошагала через поляну к друзьям и остановилась рядом, одарив всех торжествующей улыбкой.
- И о чём вы там говорили? – тут же прицепился Арессэ. Остальные ещё поглядывали на Куруфинвэ, который снова стоял один, глядя не в костёр, а на соседнее дерево.
Калайнис тоже глянула в ту сторону и сообщила делано небрежно:
- Да о всякой ерунде. О музыке вот.
- Да ладно заливать-то! – озвучил общее мнение Оролиндо, когда поутих смех.
- Делать мне больше нечего! – фыркнула Калайнис. - Не верите - сами у него спросите.
Друзья, как по команде, снова обернулись к задумчивому лорду, но с вопросами никто не пошёл. Тьелперинкваро недоумённо переводил взгляд с одного на другого.
- И что он сказал? – всё ещё недоверчиво спросил Тинто. - Как ему праздник?
- Хорошо. – Калайнис отбросила волосы с плеча на спину. - Не настолько скучно, чтобы убегать уже сейчас
- Ты говорила с моим отцом о музыке? - непонимающе спросил Тьелперинкваро. - Зачем? Он в ней мало разбирается.
Все снова рассмеялись, а Калайнис его успокоила:
- Это ничего, я тоже.
- Зато я знаю, кто теперь начнёт разбираться не только в птицах, но и в рыбе! – радостно подхватил Арессэ.
Калайнис сочувственно положила руку Тинто на плечо:
- Это сложное искусство, но с практикой и усердием оно тебе покорится, мы верим!
- Вам потом это есть! – пригрозил Тинто, уворачиваясь от руки, и чуть не наткнулся на Тьелперинкваро, смотревшего растерянно и явно готового добиваться объяснений.
- Тинтаэле, при чём тут мой отец и музыка?
Компания немного притихла, и Тинто тоже вдруг пришло в голову, что не очень-то вежливо было спорить на отца Тьелперинкваро. А вдруг он обидится?
- Ну… – смутился. - Мы поспорили, что с ним можно поговорить на отвлечённые темы, не имеющие отношения к работе.
- Зачем? – продолжал недоумевать лорд.
- Ну… – Тинто неловко повёл плечом. - Так, просто.
- Просто это и так ясно.
- А я говорила! – торжествующе объявила Калайнис. - А вообще, он сказал, что надо было не про него спорить, а про Карнистиро. Это было бы сложней.
- Ну не знаю, я вот ни разу не слышал от него ничего не по работе. – Убедившись, что Тьелперинкваро не обижается, Тинто приободрился.
- Ты ему сказала, что ли, что мы поспорили? – спросил Арессэ.
- Ну да, а что? Чувство юмора у него есть. Кстати, Тинтаэле, он сказал, что ждёт от тебя чертежи.
Тинто кивнул, ещё раз покосился на Тьелперинкваро, но тот уже снова слушал музыку, видимо, посчитав вопрос решенным. Всё-таки хорошо, что он так легко относится к некоторым вещам. Жаль, не всегда понятно, к каким.
***
В мастерской было тихо и почти темно. Небольшое застеклённое окно сейчас было ещё и завешено плотной тканью. Светился только небольшой шарик на рабочем столе — голубоватым светом, от чего разложенные вокруг инструменты казались ледяными, а Куруфинвэ — и вовсе призраком, зачем-то явившимся сюда из Чертогов Ожидания. На самом деле, мастер как раз был бы не против пообщаться с таким вот призраком. Может, тогда дело сдвинулось бы с такой же мёртвой, как те самые призраки, точки.
Ещё утром он верил, что разгадать секрет светящихся шариков будет несложно. Их называли ниллеранами — блуждающими звёздами. А ещё, и даже чаще, - лампами Феанаро. Потому что их ещё в Амане научился делать отец. Заинтересовавшемуся принципом их работы сыну он сказал, что всё дело в люминесценции, и тогда этот ответ Куруфинвэ вполне удовлетворил: он как раз постигал искусство выращивания драгоценных камней в печи, и люминесценцию отложил на неопределённое “потом”. Которое наступило внезапно, и теперь мастер сидел у стола, подперев голову кулаком и растерянно глядя на голубой огонёк.
В шарике не чувствовалось ровным счётом ничего, что могло светиться само по себе. Ни флюорита, ни фосфора, ничего. Только какое-то соединение довольно редкого хрупкого металла, который Куруфинвэ, конечно, видел у отца в мастерской, но никогда им особенно не интересовался. Для работы этот металл не годился: плавился буквально в руках, пятная ладонь тёмно-серыми следами, и к тому же его пары могли вызвать сильное отравление. И, разумеется, он не светился.
Феанаро никогда не делал секрета из своих открытий. Ему важно было решить задачу, понять принцип, а когда это было сделано, он обычно терял к предмету всякий интерес. В его мастерской всё время скапливалась груда незавершённых работ, из которых он доводил до конца только самые сложные, те, где до последнего момента было неясно, получится или нет. А когда получалось, ему уже было неважно, сможет ли кто-то ещё повторить за ним. Так было всегда и во всём, кроме, разве что, сильмарилов. Так что Куруфинвэ не мог представить себе, зачем отец стал бы скрывать от него принцип работы ниллеранов. Как и не мог представить, чтобы отец ошибся.
И это противоречие между словами отца и тем, что он чувствовал в музыке светящегося шарика, вызывало полное недоумение.
С одной стороны, Куруфинвэ жалел, что не расспросил отца подробнее, когда была возможность. С другой, он понимал, что, скорее всего, это бы не помогло. Объяснять способ решения отец любил ещё меньше, чем доводить его до конца. Обычно он ограничивался указанием общего направления действий, а дальше приходилось думать самому. И обычно Куруфинвэ это вполне устраивало.
Что же отец имел в виду в этот раз?
Может быть, он недостаточно внимательно слушает? И металл внутри всё-таки покрыт тонким слоем чего-то люминесцентного? Или отцу как-то удалось заставить светиться обычно серовато-голубой металл? Кажется, отец упоминал, что некоторые минералы начинают светиться при особых условиях. Но тогда он вроде бы имел в виду изменение температуры и воздействие другими химическими соединениями.
Можно было, конечно, посмотреть поближе. Разбить шарик, вытряхнуть содержимое, проверить реагентами… Тем более, что шарик не последний, запас ещё остался. Но что-то не давало Куруфинвэ вот так взять и разбить творение рук отца. Пусть даже такое рядовое.
И потом, раз отец ничего больше не сказал, значит, он считал, что подсказок достаточно. Разочаровывать его не хотелось. Пусть даже он об этом и не узнает.
Куруфинвэ потянулся к шарику, но тронуть не успел. Замер, чуть не донеся руку, потом резко встал и подошёл к окну, сдёрнул ткань. Гул голосов во внутреннем дворе крепости стал громче. Голосов было много - и очень сильно встревоженных. А потом среди неодобрительного ропота раздался голос Макалаурэ.
Что там происходит?
Мастер развернулся и быстро вышел из мастерской, даже не взглянув на всё ещё лежащий на столе шарик.
Куруфинвэ открыл дверь, ведущую в коридор, но там было тихо. Голоса доносились снаружи. Можно было, конечно, дойти до центрального зала и оттуда спуститься во двор по большой лестнице. По всей видимости, именно там Макалаурэ и стоял. Но Куруфинвэ хотел оглядеться, по возможности, не привлекая внимания. Так что он пошёл в обратную сторону, спустился по ступенькам и, толкнув простую деревянную дверь, вышел на задний двор. Здесь тоже было тихо, углы здания скрадывали любой шум. Только ветер играл листьями, уже начавшими опадать с недавно высаженных берёз. Куруфинвэ быстро пошёл вдоль стены, дважды повернул налево, обходя углы, и остановился, едва обогнув третий. Отсюда как раз видно было весь внутренний двор, выложенный остатками гранита и обычно пустой, если не считать изогнувшихся под самыми немыслимыми углами каменных глыб, расставленных по обе стороны от ступеней в качестве своеобразных украшений. Сейчас - сколько хватало места - двор заполняли нолдор. Многие были одеты по-походному и при оружии, и все встревоженно смотрели на лестницу, где Макалаурэ, стоя на пару ступеней выше, говорил с Малторнэ и Тарьендилом. Куруфинвэ несколько удивлённо огляделся в поисках Тьелкормо, но заметил его далеко не сразу. Брат стоял далеко от ступеней, в толпе, и отстранённо наблюдал, как его верные спорят с другим лордом.