Выбрать главу

* * *

1

Я - Черный Пьеро без гитары,

Не любящий рампы и сцен,

Чьи руки мудры, но не стары,

В синеющей россыпи вен.

И чуть удивление брезжит,

Хоть видел такое несчет,

Когда их зачем-нибудь режут -

Пронзительно-ало течет.

Течет торопливо, как время,

И, чуть на морозе дымясь,

Густеет кровавое семя,

Впитав первородную грязь.

Меж желтых клыков, повторяя

Цвет яростный - бешеный зырк,

Слюну торопливо роняя,

Залижет шакалий язык.

В подпалинах рыжих подбрюшье,

Прижал облезающий хвост,

Излей мне, шакал, свою душу,

Прерви на минуту свой тост.

Что, брат, тяжело быть не средним?

Ведь им не понять ту охоть,

Когда рвешь в куски не последним

Живую горячую плоть.

Когда не последний за самкой,

В жару - на речной водопой,

Ни с кем не боясь перебранки

Издать торжествующий вой.

2

Я - Черный Пьеро без гитары,

Проездом в провинции день,

И кассу, как-будто татары,

Штурмует, галдя, дребедень.

Не любящий рампу и сцену

Я выйду под тысячу глаз,

Хвала вам, мне знающим цену,

Меня развлечете сейчас.

Лизать мою кровь - вот желанье

Собранья мужчин, геев, дам.

И, видя такое старанье,

Я зааплодирую вам!

* * *

На свою смерть

Молись!

Если ты еще можешь молиться,

Но есть ли резон головой об пол биться

И, призывая безгласных богов,

Сметая препятствия все и преграды,

Мечтая за наглость иметь лишь награды,

Ломая отростки зеленых рогов,

Веселиться...

А снится...

А снится лишь с розовым счастье

И имя глухое... то Света... то Настя..

То черной, то белой, то с рыжинкой масти.

А это ли счастье?

Молись!

Друг, молись Христу-Иегове,

Молись за Отца и за Сына молись,

С глазами, залитыми потом и кровью,

В загаженном храме...

Молись!

Или ввысь глядя

Сквозь туман и обман,

О сером галдя,

Позабыв про боль ран,

За грош продавая безгрешности сан...

Течет в твоей ванной испорченный кран...

Молись'

И простится тебе и ему,

И грешника встретят в каком-то дому.

Раскается он в откровении винном,

Веревка простит все в лесочке осинном,

И примет в объятья аллах

Или Будда... На свете нет худа,

А жизнь - это блюдо,

Которого нету вкусней

И кислей,

И с каждым глотком становлюсь я взрослей.

Молись за меня,

Не вернусь ниоткуда,

Ухожу в никуда,

Молись!

Молись. Молись...

* * *

Вскрыл грудную клетку

И смотрю я в душу:

Каждый грех мой метил,

Как овечьи уши.

И чернила сердце

Каждая скабрезность,

Белизну младенца

Окропила мерзость.

Цвет смотрю упорно:

Зебра - уголь с мелом.

Белое на черном?

Черное на белом?

* * *

В эту безлунную ночь жгут письма,

Освещая бледные лица и бесплотные тени,

И бог Рама Кришна,

В мерцании блицев, наблюдает наше падение

И то, как мордастая шлюха

Жалуется, что ее все пытаются трахнуть.

Для нашего нежного слуха

Подобные песни - дубина.

Не ахнуть,

Не крикнуть, не застонать, не исчезнуть,

Забыться, врасти, раствориться,

Возникнуть мессией над бездной.

Умыться водою святой и молиться,

Чужие грехи замолить и свои,

Прощенья прося у Иуды Искариота

И Марии Магдалины,

Избавленья от опек идиотов моих

Под звук мандолины.

И выпить из черепа незнакомца

Напиток травы всепрощенья,

И скрыться в вертепе от солнца,

И жаждать мщения.

Мщения!

И видеть во сне: море, сирена,

От мелей моряков отвлекающая телом.

Она остается здесь в окружении стен,

В недоумении от рук, испачканных пеплом

Тех писем.

Дикси!

* * *

Ребенок в чреве мамы девять месяцев,

А ты внутри меня который год,

Я разрожусь тобой на грязной лестнице

Моих мечтаний незаконный плод.

Не выдержу родильной я горячки,

Не оторву от лестницы лица.

Состроишь, раздирая в кровь болячки,

Глазенки трупу своего отца.

Завернутый зимой в бетон подъезда,

Ты вскормишься унынья молоком,

И в ожиданьи моего приезда

Стучать по батареям кулаком.

Прости меня, ребенок незаконный,

Прости отцов-пецов и дураков.

Продай меня: на грош - кило сушеных

В кульках бумажных из черновиков.

* * *

Бог не придумал тоскливей

Молчанья в автобусах.

Разлуки, измены, дождя

И разбитых зеркал,

И путешествия ручкой по

школьному глобусу,

Ночью морозной надорванный волчий вокал.

Он не придумал тоскливей