«Бордель». Хорошо продуманный и так же исполненный полевой почти автономный жилой комплекс, по некоторым, совершенно не бросающимся в глаза приметам бывший уже в употреблении и явно подвергшийся некоторой реконструкции. Состоял он из центрального купольного зала диаметром до пятисот метров и примыкающих к нему двадцати пяти скатных ангаров, в каждый из которых легко можно было запихнуть средних размеров орбитальный крейсер, да так, что еще и для ремонтников место бы осталось. В других, не столь отдаленных местах подобные модульные конструкции называли «черными ромашками» за их полное нежелание отражать какой бы то ни было свет. Причем в стандартном исполнении «лепестки» подразделялись на жилые, складские, ремонтные, операционные и прочие зоны. В нашем же случае все «лепестки» за исключением одного были близнецами и предназначались исключительно для массового скопления большого количества жильцов, причем, очевидно, одного пола, то есть имели минимум закрытых коридоров и перегородок. Что никак не отвечало канонам классической тюрьмы. Все коммунальные коммуникации, в том числе и транспортные, были проложены в цокольном этаже. Легко открывающиеся и закрывающиеся приемные ниши транспортеров сразу привлекли внимание наиболее предприимчивых поселенцев, но, как показал тут же приобретенный ими печальный опыт, ничего нового к уже имеющимся возможностям этот путь не прибавлял. Сразу же было сказано: хотите на волю – не вопрос, вон она, белая пустыня. Вся ваша. Только одно но! Все это хозяйство сверху донизу прикрывала полусфера силового щита, который совершенно свободно пропускал вовне и совершенно не хотел пропускать вовнутрь. Умерла так умерла. Единственная точка возврата – купол центрального корпуса, на котором и была организована площадка для дисколетов, транспорта для временно размещенных недоступного.
Каждый «лепесток» жил по своему индивидуальному расписанию, со сдвигом от предыдущего ровно на один час. Это позволяло максимально рационально использовать общие площади общины; столовая, душевые, бассейн, спортзалы работали круглосуточно, с постоянно сменяющимся потоком посетителей, у каждого из которых в запястье был вживлен чип-идентификатор. Главной задачей чипа было доставлять физические страдания особям, не желающим вовремя просыпаться или подвергать себя физическим нагрузкам в спортзале. Или, наоборот, желающим неоднократно питаться и беспрепятственно болтаться по не предназначенным для данной конкретной особи в данное конкретное время местам.
Упомянутое выше обстоятельство крайне осложняло нелегальную деятельность той части офицерского состава и примкнувших к ним, которая никак не желала опускаться до животного состояния и продолжала строить планы сопротивления. Имея хороший опыт конспиративной работы в городских условиях, а также уже столкнувшись с до цинизма прагматичным мышлением «хозяев заведения», полковник Эмельгея не исключала, что видеонаблюдение может осуществляться абсолютно везде, вплоть до туалетных или душевых кабинок. А количество камер – превышать все мыслимые и немыслимые объемы. С другой стороны, вести прямое наблюдение за каждым военнопленным либо потребует привлечения такого же количества наблюдателей, умноженного на три смены, либо очень непростой системы логической фильтрации того непрерывного потока данных, который представляет массовая видео- и аудиослежка. Так вот, с точки зрения такой фильтрации как раз скопление граждан в сортире и показалось бы странным. За исключением, конечно, возможных аварийных ситуаций в столовой. А вот скопление граждан в спортзале и бассейне под шумовой фон пыхтящих, булькающих, стонущих тел ничего асоциального бы не выявило. Тем более что спортивные тренировки, по мнению Детей гнева, как раз и были самым полезным занятием для «гостей», и им в расписании уделялось наибольшее время. Что, в свою очередь, позволяло одновременно пересекаться представителям как минимум четырех «лепестков». В итоге собрание заговорщиков в спорткомплексе стало таким же бесконечным, как и все остальные процессы, происходящие в «Борделе».