Теперь расчеты со своими фургонами отходили из опасного района больше наугад — по лесным просекам и ухабистым грунтовкам, в основном по ночам, вступая порой в перестрелки с вражеской разведкой. Однажды попытались выскочить на трассу, ведущую к Ленинграду, но спешно отступили обратно за лесополосу: большак был забит движущимися по нему тупоносыми грузовиками, закамуфлированными бронетранспортерами и танками с черными крестами на бортах. Выборг оказался отрезанным.
Веденеев трясся в кузове полуторки, которая пылила последней в колонне. От серого неба казались серыми и лес, стоящий плотной стеной по обе стороны просеки, и лица бойцов, сидевших рядом на скамье. Впереди урчали машины с аппаратной и силовой установками. Фургоны едва можно было различить в клубящемся за ними кромешном, душном облаке. Оно было назойливым и постоянным, как и вопрос, охвативший весь расчет: «Как же вырваться из окружения?»
Веденеев очень переживал. «Как же мало повоевали «Ревени», — с горечью думал он. — Но ведь и в мыслях никто не допускал, что есть сила, способная опрокинуть передовые порядки на границе и вклиниться так глубоко в нашу территорию! Тем более здесь, на Северо-Западе, где заблаговременно, еще с финской кампании, был создан укрепрайон. Об отступлении и речи не было! Позиции установок оборудовали на совесть, фундаментально. И вот на тебе… Но кто же теперь предупреждает Ленинград о вражеских налетах?! Видно, прав был военинженер Васильев тогда, на испытаниях, доказывая комиссии, что РУС-1 хорошо себя могут проявить, когда действуют в единой цепи созданной линии обнаружения. Достаточно выйти из строя только одному звену, и все летит в тартарары. Нужны «Редуты». Ох как нужны!..»
Настроение у Николая было подавленным еще из-за стычки с младшим лейтенантом Бобреневым (по приказу Осинина Веденеев стал его помощником по технической части). Начальник расчета внес столько неразберихи и сумятицы в первые часы отступления, что Веденеев не выдержал, сказал ему прямо, без обиняков:
— Возьмите себя в руки! С вашей нерешительностью мы можем станцию угробить и людей погубить.
— Много себе позволяешь, старшина! Забыл, кто здесь командир? Я сказал: будем тут, на хуторе, стоять! Немцы сюда вряд ли сунутся. Да и наши их живо обратно за кордон выдворят. А мы пока отсидимся, может, за это время связь наладим. Нечего зря рисковать! — отчитал Николая Бобренев и отдал приказ располагаться.
Но не успели они даже машины за забор загнать, как на околице затарахтели мотоциклы, оседланные солдатами в темно-зеленых мундирах и в касках странной конфигурации.
— Немцы! В ружье! — крикнул Веденеев, широко размахнулся и изо всех сил швырнул в сторону медленно приближавшихся мотоциклистов гранату, потом другую.
Взрывы ухнули перед фашистами, клубами поднялась пыль, потянуло гарью. Бойцы расчета, рассредоточиваясь, забахали из винтовок. В ответ залаяли пулеметы, засвистели пули. Молодой красноармеец, перебегающий от дороги к избе, за срубом которой стоял Веденеев, охнув, споткнулся и повалился на бок, сжавшись и выпустив из рук винтовку. Снова громыхнул взрыв: кто-то из бойцов по примеру Веденеева бросил гранату. Остервенело палил каждый из состава расчета. Видно, посчитав, что столкнулись с большими силами, и не решившись продолжать схватку, вражеские мотоциклисты поспешно развернулись и умчались.
— Надо быстро уходить в лес! — подбежал Веденеев к Бобреневу. — Это разведка, сейчас приведет основные силы…
Младший лейтенант был смертельно бледен и растерян. Заикаясь, он пролепетал:
— Д-да, в лес… Б-бежим!
Не говоря больше ни слова, он трусцой устремился к опушке, увязая в сыпучем песке. Следом за ним рвануло несколько бойцов. Веденеев властно крикнул им вдогонку:
— Стой!.. А как же установка?!
— Взрывайте аппаратные, старшина! — истерично взвизгнул Бобренев, обернувшись.
— Что-о?! Вы с ума сошли! — опешив, выдохнул Николай. — Назад, трусы! Стрелять буду!
Убегающие в нерешительности остановились. Веденеев скомандовал стоящим возле него бойцам расчета: