Осинин и Горевой добрались до Красной Горки лишь под утро. Инженер «Редута» младший воентехник Дюрич, бывший сотрудник НИИ-9, видно, не успел еще достаточно твердо усвоить воинские порядки и докладывал инженеру батальона о злоключениях расчета совершенно по-штатски: с охами, ахами, вдаваясь в долгие подробности, и обычно выдержанный Осинин резко оборвал его:
— Хватит, некогда лясы точить!
Он оказался прав. Форт открыл огонь по позициям немцев. Задрожала земля, заходила ходуном установка. По команде Осинина бойцы бросились в аппаратную спасать приборы. Основные блоки вытащили из станции и держали в руках, пока не кончилась пальба. Тряска была такая, что пришлось бы менять не одну лампу, если бы не предприняли этого. Горевой обхватил пузатую, похожую на самовар лампу передающего генератора и прижал ее к себе, словно дитя. Но хоть и в неудобном он был положении, душа его, как и других «редутчиков», ликовала, ибо дубасила наша тяжелая артиллерия по фрицам, не подпуская их к городу.
— Здесь задерживаться нельзя. «Редут» сразу в развалюху превратится. Айда на Большие Ижоры, — приказал Осинин, — там берег высокий, залив как на ладони!..
У деревни Большие Ижоры неподалеку от Черной речки решили разворачивать «Редут». Осинин с Дюричем засели настраивать станцию. Расчет занялся ее маскировкой и рытьем окопов полного профиля вокруг позиции. Замелькали лопаты, застонали руки, заструился по лицам пот. Бойцы спешили, понимая, насколько важно быстрее включиться в наблюдение за воздухом. «Давай, давай, парни!» — покряхтывая, подбадривали они друг друга.
Какой же это тяжкий труд — война!
От штаба ПВО Кронштадта тем временем подтянули прямой провод — есть телефонная связь! Горевой в короткие паузы, когда вытирал рукавом гимнастерки на раскрасневшемся лице ручейки пота, бросал взгляды на залив. С высоты, он развернулся во всю ширь, величаво покачивались на его тихой волне корабли Балтийского флота. Они прорвались с боями из Таллина. Не все корабли дошли. Но и эта оставшаяся большая часть представляла собой могучую силу. То и дело орудия кораблей и фортов открывали мощный огонь. Григорию было слышно, как шелестели над головой несущиеся в сторону немцев тяжелые снаряды, и тогда забывалась усталость, совсем не саднили кровоточащие ладони, а сердце радостно отстукивало: «Нет, не прорвутся фашисты, не быть им в Ленинграде!»
— Горевой, иди-ка сюда! — позвал его Осинин.
Григорий со вздохом облегчения отбросил лопату, живо выскочил из окопа и побежал к «Редуту», у которого стоял инженер.
— Бери этот ящичек да тащи в фургон. Поставишь под крышку рундука, где место старшего оператора, — сказал Осинин и пояснил: — Там гранаты. В случае чего «Редут» столкнем в речку и забросаем ими.
— Будьте спокойны, товарищ воентехник, у меня рука не дрогнет, — звонко, с бравадой ответил Горевой. — А парочку гранат я в гансов запулю — пусть знают наших!
— Отставить! Никаких самовольных действий, — осадил его Осинин. — Гранаты достанешь по моему приказу. А пока — забудь о них!..
Когда Григория срочно отозвали с «Редута-1» в штаб батальона, он крайне удивился и огорчился. Ничего о причинах вызова не мог толком сказать и военинженер Червов, которого отъезд ведущего старшего оператора в немалой степени озадачил и раздосадовал. Он долго накручивал телефон, вызывая на связь Осинина, чтобы объясниться. Но инженера батальона не нашел, а нарвался на комбата. Бондаренко, не терпевший даже малейшего обсуждения своих приказаний, видно, крепко отчитал Червова (Горевой это почувствовал по выражению лица инженера установки, когда тот слушал в трубке голос комбата, да по тому, как после краткого «Слушаюсь!» с силой бросил трубку на рычаг).
— Ничего не поделаешь, придется вам ехать, Григорий Иванович. — Червов обращался к подчиненным только по имени-отчеству, и это, хоть порой и шокировало, очень нравилось Горевому. «И от такого культурного, интеллигентного человека — уезжать?! — противилось его нутро. Но делать было нечего. Запрыгнул Горевой в вагон и потащился в нем под перестук колес в Песочную.
А там уже Осинин нервничал, что долго нет старшего оператора.
— Быстрее! В порт! А то катер без нас отчалит, — только и сказал инженер батальона Григорию, затаскивая его с ходу в эмку. «Зачем? Почему? Куда?» — ничего Осинин ему не объяснил.
После, когда шли в ночи по фарватеру, который время от времени разрезали лучи вражеских прожекторов, Осинин рассказал Горевому, какая предстоит задача.
Григорий даже приосанился, выпятил грудь, хотя прохлада от воды пронизывала насквозь: до того ему было лестно, что из всего батальона именно на него пал выбор быть помощником инженера в розыске установки и развертывании ее на новом месте. Невольно Горевой вспомнил о Веденееве, сказал о нем, мол, вот кто был мастер так мастер, сейчас бы тоже пригодился для такого дела. И спросил Осинина, не знает ли он о судьбе Веденеева.