Осинин вкратце рассказал о последних событиях.
— Ничего, рана у Веденеева не опасная, как говорится, до свадьбы заживет. Твое место, Григорий, потом и займет он на первом «Редуте», — закончил воентехник.
«Во дела, пока я с «ноль-иксами» возился да аппаратуру паял в Токсове, люди подвиги совершали! — позавидовал Григорий и пожалел, что обстоятельства не позволили ему навестить Веденеева в медсанбате. — Но ничего, теперь-то и мне выпала удача! Уж я повоюю!» — настраивал он себя самым решительным образом.
…В одиннадцать ноль-ноль 21 сентября «Редут-3» включился в наблюдение за воздухом на подступах к Кронштадту. День стоял тихий и ясный — один из последних дней золотой осени. Картинка на экране осциллографа радовала четким изображением, импульсы от «местников» и шумов выплескивались на развертке в допустимых пределах и совсем не мешали обзору.
— Стабильно работает наш «Редутик», «видит» на сто шестьдесят — сто восемьдесят километров — что значит на высотке стоит! — восхищенно выпалил Горевой.
— А не загибаешь? Шкала-то рассчитана на сто двадцать кэмэ, — усомнился воентехник.
— Точно говорю! Меня военинженер Червов учил, как прикидывать в таких случаях дальность. Сгущать мысленно деления масштабной ленты — вот и вся музыка, — уверенно стоял на своем Григорий.
— Хорошо, проверим… Обстановочка — будь она неладна! Передай донесение: немцы ведут разведывательные полеты, — приказал Осинин оператору.
Время — около четырнадцати часов. Вдруг Горевой заметил движение самолетов в районах Дно, Луга со стороны Новгорода. Их количество увеличивалось. Почти одновременно он засек подъем самолетов над Сиверской и Гатчиной.
— Вот это да! Видел я много целей, но такое скопление бомбардировщиков в воздухе зрю впервые! Не запутаться бы, товарищ инженер.
— Спокойно, Григорий, спокойно. Будем считать, сколько «ворон» летит. Надо передать на главный пост: налет на город… Но почему те, что взлетели с аэродромов Сиверской и Гатчины, кружат на месте? — забеспокоился Осинин. — Может, поджидают идущих с юга?
Горевой тем временем, прикинув количество целей, сказал:
— Мать честная! Получается что-то более двухсот — двухсот пятидесяти самолетов! — Он быстро начал диктовать данные. Оператор тут же дублировал их на главный пост и в штаб ПВО Кронштадта. Осинин не успевал ставить точки на карте.
Вот уже самолеты с Лужского аэроузла подлетели, растянувшись, к Сиверской и Гатчине… У Горевого а глазах даже зарябило.
— У меня такое впечатление, товарищ, инженер, что там, в небе, происходит какое-то перестроение. Смотрите, самолеты двумя мощными колоннами смещаются на север и северо-запад. — Григорий ткнул пальцем в экран, и вдруг его осенило: — Ведь не на Ленинград летят стервецы! Это налет на Кронштадт, на корабли!
— Очень может быть. Молодец, Григорий! — похвалил Осинин и приказал: — Передавай: идут на нас, идут на нас!
Осинин встал позади Горевого и тоже не сводил глаз с экрана. Волнение охватило его. Ему вдруг вспомнились недавние случаи, когда моряки и летчики не поверили данным «Редутов» и своевременно не изготовились к отражению воздушного налета противника. В сердце закралось сомнение: «А вдруг и сейчас они не придадут значения данным? Но тогда случится непоправимое!»
Он смотрел на экран. Горевой, как заведенный, отсчитывал: азимут — дальность, азимут — дальность… Опять перестроение. Теперь уже в три колонны. Остается минут восемь-десять — и бомбардировщики здесь!
— Ну-ка дай мне трубку, — нервно выхватил Осинин телефон из рук оператора. Нарушая режим переговоров, воентехник открытым текстом передал на командный пункт штаба ПВО Кронштадта: — Товарищи моряки! На вас идут фашистские бомбовозы. Их так много, что трудно все пересчитать, но не меньше двухсот! Заходят колоннами с трех сторон. Объявите воздушную тревогу! Незамедлительно!
Почти сразу же по побережью и с кораблей загудели тревожные сирены. «Ну наконец-то оборвалась эта тишина, — отлегло у Сергея от сердца. — Подходите, фрицы, подходите. Внезапности не будет!..»
Заградительный огонь невиданной силы, эшелонированный по высоте стальной завесой, прикрыл все подступы к кораблям и к крепости Кронштадт. Казалось, стреляло все, что могло стрелять. Трассы зенитных снарядов исчертили небо, от их разрывов расцвели облачки и скрылось солнце. Налетевшие, будто коршуны, «юнкерсы» натолкнулись на серьезную оборону.