— Внимание, Ноль-седьмой! «Редут» сообщил, выше вас два фрица на машинах неизвестного типа.
Не успел капитан как следует оглядеться — «фокке-вульфы» свалились на него, посылая огненные трассы. Чудом увернулся от них Литаврин — вовремя предупредили с командного пункта. На помощь командиру бросили свои истребители летчики его звена. Литаврин, не дрогнув, первым вступил в бой.
«Вульфы» попытались улизнуть на вертикалях, резко взмыли, чтобы снова оказаться в выгодном секторе для атаки, но наши самолеты не отстали. Литаврин на своем истребителе будто прилип к хвосту одного стервятника, разя его свинцом. «Непобедимый «вульф» с воем кувырнулся вниз. Он врезался в землю неподалеку от фашистской автоколонны. Та остановилась: гитлеровцы, бросив машины, побежали от них врассыпную. «Ястребки», пустив несколько очередей по второму «фокке-вульфу», пытавшемуся скрыться в облаках, не стали его преследовать, а, сделав боевой разворот, спикировали на безропотно ожидающий своей печальной участи вражеский обоз и ударили по нему из всех пушек и пулеметов.
— …Николай, гляди-ка, одному фрицу капут пришел, а другой улепетывает! — радостно объявил Горевой.
— Проследи курс, малыш, а я его высотной приставкой прощупаю, — решил Веденеев.
Через несколько минут Николай взволнованно сказал:
— Цель снижается, самолет наверняка подбили!
— К Ладожскому озеру летит, — начал размышлять Горевой. — Видно, до аэродрома своего фриц черта с два дотянет, на лед будет садиться. — Григорий довольно потер руки и добавил: — Людок, теперь соедини меня со штурманом.
Потом они узнали, что, воспользовавшись их данными, наша аварийно-техническая команда ночью, на льду Ладоги, почти у самого берега, тогда еще занятого фашистами, отыскала «фокке-вульф», который пошел на вынужденную посадку, и оттащила его в свое расположение. Фашистскую новинку отремонтировали, облетали, изучили. Летчики пообещали: «Будем бить!»
…Веденеев прогревал мотор своей «летучки», собираясь уезжать с «точки». Все упаковано, с Горевым попрощался — можно и трогать. Но старшина медлил, ждал Некрасову. Ведь пока он крутился, налаживая высотную приставку, даже словом не смог с ней перекинуться наедине. А теперь она после дежурства скрылась в своей землянке, хотя и пообещала попрощаться. Почему же ее нет?
Из аппаратной «Редута» высунулся Горевой. Удивился.
— Ты еще не уехал? — спросил, увидев, что Николай притаптывает возле машины снег.
— Да вот… — развел тот руками.
— Понятно. Сбегать, позвать ее?
— Не надо. Ты налегке, вон Красная Звезда твоя даже заиндевела от мороза. Я сам.
Веденеев открыл кабину, выключил зажигание и, захлопнув дверцу, широко зашагал по тропинке к торчащим из снежных барханов курящимся гильзам, дымок которых в наступающих сумерках напоминал телеграфные столбы. Горевой проводил его взглядом, вздохнул и скрылся в фургоне. Он готовился к ночному наблюдению. Но очень скоро услышал, как опять затарахтел движок. Высунулся, снова удивившись:
— Быстро же вы переговорили!
Николай и глазом не повел в его сторону, он был мрачен. С силой захлопнул дверцу фургончика техпомощи и решительно вскочил на подножку, чтобы забраться в кабину.
— Что случилось, Коля?!
Веденеев обернулся и с обидой высказал Горевому:
— Эх ты… Я же тебя как человека просил присматривать, открылся тебе, а ты?!
— Да поясни, в чем дело?!
— Еще прикидываешься, что не понимаешь. Совести у тебя нет, малыш! — Веденеев уселся за руль и глухо хлопнул дверцей.
— Подожди! — слетел по лесенке Горевой и подбежал к машине. — Я вправду ничего не знаю. Объясни толком!
— Тебя, тебя она любит! — открыл кабину Веденеев. — Не знал?
— М-меня?! Что ты такое говоришь?
— Она сама мне сказала! — Веденеев так саданул дверью, что стекло чуть не вылетело, и нажал на газ. Машина, взвыв, рванула с места и запрыгала на колее.
Горевой стоял истуканом, дрожа всем телом. По тропинке к нему шла Некрасова.
— Т-ты… что наговорила! К-кто тебя просил? — еле выговорил он синеющими от холода губами.
— Простынешь, полезай быстрее в аппаратную! — не терпящим возражения тоном сказала Некрасова и добавила с нежностью: — Милый ты мой малыш…