— Ах, Валерий, Валерий…
Галя поднялась со стула, открыла форточку и, словно нас не было в комнате, стала ходить от окна к двери и обратно. Глаза ее были сухи, руки крепко сцепила на груди. Мы сидели молча, понимали: всякие слова в эти минуты — лишние.
— Так что же торт не едите? — неожиданно и почти спокойно спросила Галя. — Для вас купила. — И опять заходила по комнате, уже не обращая внимания, едим мы торт или желтые кусочки с розовым и коричневым кремом все так же, нетронутые, лежат на блюдечках.
За дверью кто-то слышно прошел по коридору, и я испугался, что сейчас может постучать Олег.
— Галя, мы, наверно, пойдем уже?
— А как же чай? — Галя присела к столу, разлила по чашкам остывший чай и стала пить. Она и кусочек торта съела. И нам ничего другого не оставалось, как последовать ее примеру. Бледность с лица Гали сошла, щеки порозовели, лишь глаза были грустными и неподвижными.
— Боря, — сказала она, — я завтра приду к вам. Вечером… Валерию ничего не говори…
Вышли мы от Гали с тяжелым и смутным чувством. И жалко было ее — нерадостную весть принесли в дом, и в то же время было как-то обидно. Действительно, крепкие нервы — быстро успокоилась. Видно, и правда вся в бабушку. А тут еще противный Олег у входа встретился. Похоже, был слегка навеселе. Оглядел нас усмешливым взглядом.
— Нагостевались? Ну и гуляйте себе. Привет!
На остановке ждали автобуса минут пятнадцать. И когда он подошел, то едва втиснулись в передние двери. Разговаривать в тесноте было неудобно, да и о чем разговаривать? Притиснутый к Надиному боку, я ощущал ее тепло и тихонько дул на выбившуюся из-под берета прядку волос. Волосы щекотали ей кожу, и Надя, будто сердясь, шаловливо косила на меня уголком глаза. А когда стало свободней, шепнула:
— У-у, мучитель! Инквизитор!
— А ты не самая лучшая на свете шпионка.
— Пусть не лучшая. — Надя уже не шутила. — Но, Боря, ведь все равно мы должны были пойти и рассказать. И, знаешь, мне отчего-то кажется, что Галя придет не для того, чтобы сказать «добрый вечер».
— Это завтра, — вздохнул я. — А сейчас?.. Пойдет на танцы? Ведь может пойти… Противная физия у этого Олега!
— Не злись. Лицо у него как раз симпатичное.
— Что! Он понравился тебе?
— Мне?! Ну, Боря, скажешь! Он противный, нахальный, самонадеянный и, по-моему, не очень умен. А лицо тем не менее симпатичное. И фигура хорошая.
Я непримиримо пожал плечами.
— Все равно не понимаю. Галя же умная, деликатная. А вот, видишь, дружит с ним.
— Мы, наверное, многого еще не понимаем, — по-взрослому проговорила Надя.
— Неправда! — возразил я. — Понимаем. Мы, например, я точно знаю: мы с тобой это понимаем.
— Что — это?
— Главное. Что люди совершают поступки. Сами. И старые, и молодые. И как судьба сложится — тоже от них зависит. Прежде всего от них самих. Согласна?
— С этим я согласна, — подумав, ответила Надя.
О том, что Галя собиралась прийти вечером, я, как она и просила, не сказал брату. А мама разволновалась, снова от ее столика запахло лекарством. С утра позвонила в бюро и, сославшись на нездоровье, попросила освободить от экскурсии по городу. Отец принял известие с неожиданной и какой-то легкомысленной радостью. «Что-нибудь вкусненькое соображу для Галочки». Он обещал прийти с работы пораньше.
Мама, кажется, принялась за генеральную уборку. Я из школы вернулся — пол сиял, нигде ни пылинки, на столе белела накрахмаленная скатерть. Хорошо еще, что кухонную плиту не успела очистить от жира и коричневых пятен пригоревшего молока. Пришлось за эту работу взяться мне.
Уборочная суета не осталась не замеченной братом.
— Борька! — крикнул он с тахты. — Долго будешь напильником по нервам елозить? (Я стальной щеткой оттирал плиту) и почему, черт возьми, в доме целый день тарарам? Полковой смотр, что ли? А может Первое мая? Если Первое мая, то почему инвалиду первой группы не дадут в этом доме выпить?
— Успокойся, Валерий. — Мама подошла к нему, подоткнула удобней подушку. — До Первомая еще три недели. — И потрогала лоб. — Как себя чувствуешь?
— Как солдат на марше — протопал тридцать верст, а выпить не дают.
— Свежие газеты принесли. Подать?
— А там не написано, как ноги приращивать?
— Сынок, зачем изводишь себя? Будут и у тебя ноги. Подживут раны — протезы наденешь.
— Пластмассовые!
— Боже, ну кто ж виноват! Люди и на таких ходят.
— Век на деревяшках!
— Судьба, видно, такая.
— Вот за горькую судьбу и поднеси стаканчик.
— Нету дома ничего. Что было — вчера выпил.