Каролин живет на Арбор-Корт, одной из тех затерявшихся в западных дебрях Гринвич-Виллидж, в просторечье – Деревне, улочек, которые запроектировал некто, налегавший на более крепкие напитки; нежели перье. До недавнего времени она жила с одной женщиной по имени Рэнди Мессинджер, но в начале февраля, после крупных, длительных ссор и стычек, Рэнди перебралась к себе на улицу Мортон. Сейчас был май, даже конец мая, и с каждым днем солнце все позже уходило со двора, но вакансия все не заполнялась. «У Паулы» и в «Герцогине» Каролин иногда заводила потрясающее знакомство, но настоящая любовь не вспыхивала, и она, судя по всему, не торопила события.
Каролин поставила на плиту кофе, приготовила салат и разогрела два куска, оставшиеся от вчерашнего французского пирога. Аппетита особого у нас не было, зато кофе мы напились вдоволь. Коты тоже вылизали свою миску и начали тереться об ноги, выпрашивая недоеденный пирог, и быстренько его доели. После чего Уби, красивый русский голубой кот, устроился у меня на коленях и принялся мурлыкать, а Арчи, его бирманский приятель, начал ходить по комнате, время от времени потягиваясь и демонстрируя свои мускулы.
Около восьми зазвонил телефон. Каролин взяла трубку и пустилась в бесконечный женский треп о том о сем, а больше ни о чем. Я открыл какой-то дешевый роман, но слова скользили мимо моего сознания. С равным успехом я мог бы читать телефонную книгу.
Когда Каролин повесила наконец трубку, я действительно взял телефонную книгу, нашел нужные мне данные и набрал номер. Абель Крау отозвался на четвертый гудок.
– Это Берни, – сказал я. – Похоже, мне попалась книжонка, которая может тебя заинтересовать. Ты сегодня дома?
– Никаких планов на вечер.
– Может быть, я заскочу между одиннадцатью и двенадцатью?
– Прекрасно! Я теперь поздно ложусь, – ответил Абель Крау. По телефону его акцент уроженца Центральной Европы слышался явственнее, чем в живой речи. – Ты со своей очаровательной приятельницей?
– Вероятно, да.
– Я приготовлюсь, Берни. Всего доброго.
Я положил трубку; Каролин сидела на кровати, подогнув под себя одну ногу, и старательно вырезала ладони из своей пары резиновых перчаток.
– Абель ждет нас, – сообщил я ей.
– Он знает, что я приду?
– Да, он спросил о тебе. Я сказал, что, вероятно, ты тоже будешь.
– Что значит – «вероятно»? Ты же знаешь, что я люблю Абеля.
Каролин встала с кровати и сунула перчатки в задний карман. На ней были темно-серые джинсы, кофточка из зеленого бархата, а сверху она надела еще синий блейзер. Выглядела она в этом наряде замечательно, о чем я не преминул ей сказать.
Каролин поблагодарила и обернулась к котам.
– Чтобы мне хорошо тут вести себя, ребята, – сказала она. – Будут звонить, спросите, что передать. Я потом перезвоню.
Ванда и Герберт Колкэнноны жили на Западной Восемнадцатой улице, между Девятой и Десятой авеню. Сравнительно до недавнего времени это место славилось налетами и грабежами, но потом кварталы Челси стали постепенно преображаться. Народ начал покупать старые особняки; меблированные комнаты переделывались в приличные жилые дома, а приличные жилые дома уже сдавались отдельным семьям. На улицах высадили платаны, дубы, деревья гинкго, и скоро за ними не стало видно хулиганья.
Дом номер 442 по Западной Восемнадцатой улице – это красивое четырехэтажное здание с мансардой под крышей и фонарем на втором этаже. Примыкающий к нему слева номер 444 – такой же дом, отличимый от своего соседа лишь кое-какими архитектурными деталями и парой внушительных бронзовых фонарей по обе стороны парадного входа. Но между этими домами имеется арка с тяжелыми чугунными воротами. Над воротами хорошо видна табличка – «442 1/2». Справа вделан звонок, под ним – синяя пластиковая пластинка с надписью «Колкэннон».
Из уличной телефонной будки на Девятой авеню я сделал проверочный звонок. Автоответчик пригласил меня сообщить имя и номер телефона, но я не принял приглашения. Сейчас я дал долгий звонок в ворота, дожидаясь, не откликнется ли кто-нибудь. Каролин стояла рядом, ссутулившись, засунув руки в карманы, переминаясь с ноги на ногу.
Я понимал ее. Сегодня был всего лишь третий ее выход на дело. Она была со мной в операции на Форест-Хиллз-Гарденз, фешенебельном островке посреди мрачных пучин Куинса, и сравнительно недавно, когда мы обобрали квартиру в районе Восточных Семидесятых улиц. Сам я далеко не новичок в нашей профессии, вырос в убеждении, что чужой дом – отнюдь не крепость, но несмотря на это, я испытываю нервное возбуждение всякий раз, когда приступаю к работе. Так оно, наверное, и будет до скончания моих дней.
Я переложил дипломат в левую руку, а правой выудил из кармана связку ключей. Ворота были заперты наглухо. Из дома они открывались электрическим устройством, с улицы – ключом. Замок был старинный, и ключ к нему был особый, похожий на отмычку. Несколько дней назад мне удалось осмотреть замок, и он не показался мне таким уж замысловатым. Предположение мое подтвердилось. Третий ключ немного заедало, зато четвертый легко отомкнул замок, как будто под него и был сработан.
Я стер свои отпечатки с металла и плечом открыл ворота. Каролин вошла за мной в арку и захлопнула ворота. Выложенный кирпичом проход под аркой был похож на тоннель – длинный, узкий, сырой, – но в конце его был свет, который притягивал нас, как мотыльков. Мы вышли в освещенный внутренний дворик перед особняком Колкэннонов. Среднюю его часть, вымощенную плитами, окружали цветочные клумбы с поздними нарциссами и ранними тюльпанами. Я мог представить, как тут красиво, когда приходит пора цветения роз.
Немного в стороне я увидел полукруглую каменную скамью и перед ней – небольшой бассейн с фонтаном. «Неужели тут и рыбок разводят, – восхищенно подумал я, – и если разводят, то как оберегают их от бродячих кошек?» Мне захотелось присесть на скамью и под мирное журчание фонтанчика полюбоваться играющими в воде рыбками. К сожалению, место было чересчур открытым, да и не стоило расслабляться.
Время тоже не стояло на месте. Перед тем как отпереть замок, я посмотрел на часы. Было двадцать минут десятого. Вообще-то говоря, в нашем распоряжении целая ночь, но чем меньше времени мы проведем здесь и чем скорее попадем к Абелю Крау, тем спокойнее на душе.
– Смотри, какая иллюминация! Как на рождественской елке, – сказала Каролин.
Я поднял голову. Занятый мыслями о цветочках и рыбках, я только сейчас взглянул на сам особняк.
Может быть, он и не очень напоминал рождественскую елку, но еще меньше был похож на пустой дом ночью. Во всех его трех этажах горел яркий свет. Этажи были высокие, и я подумал, что в свое время внизу помещалась конюшня, а на втором этаже жила прислуга. Помимо лампочек в доме, в нескольких шагах от фонтана стоял фонарь. Однако именно свет из окон указывал нам путь под аркой. Одни, уходя из дома, оставляют для отпугивания воров зажженной лампочку или две – негасимый маленький маяк, который светит в четыре утра, возвещая городу и миру, что хозяев нет дома. Другие усовершенствовали эту процедуру, стали устанавливать нехитрое устройство – реле, которое то включает, то выключает свет. Ванда и Герберт Колкэнноны переплюнули всех. Может быть, они переусердствовали, оставляя дом без охраны благородной Астрид. Может быть, Герберт хранит дома тонну ценных бумаг и Ванда приобрела по этому случаю ящик «вечных» электрических лампочек, какие обычно продают слепые по телефону?..
Может быть, они были сейчас дома.