Я достаю куски крольчатины из кокотницы, фильтрую жидкость и снова ставлю на плиту, добавив печень, легкие и сердце. Осторожно помешиваю, оценивая на глаз густоту получающегося соуса. Габи макает в соус кусок хлеба, пробует, щурится и произносит:
— Пища богов.
Помню, как ты говорил мне: «Делать соусы — самое чудесное занятие». Когда в детстве я наблюдал, как ты готовишь креветочный соус-биск, мне это казалось сродни волшебству. Креветки в кокотнице становились ярко-красными, а ты в это время учил меня мелко шинковать овощи, которые потом добавлял в блюдо. Но сначала ты их давил скалкой, служащей тебе мялкой. Помидоры, белое вино, гвоздика, можжевеловые ягоды и душистый перец превращались в пыль и томились на медленном огне часа три. Соус-биск загустевал, а затем ты его процеживал через дуршлаг конической формы. И, конечно, добавлял сливок. Ты давал мне пробовать получившееся чудо. А сейчас я просто горд, что Марии и Габи понравилось рагу.
Я знаю, что если позвоню тебе, чтобы рассказать об этом, ты начнешь спрашивать, как идет подготовка к экзаменам. У нас с тобой не принято говорить о том, что напрягает. Я так к этому привык, что совершенно растерялся, когда однажды в классе учитель спросил меня, чем я намерен заниматься после выпускных экзаменов. Я запрещал себе говорить о кухне, потому что боялся, что ты об этом узнаешь. Инженерные школы[78] тоже можно было исключить, поскольку я был абсолютным нулем в технике. Так что я растерялся до такой степени, что вызывающе ответил: «Чем угодно, только не тем, чем я тут занимаюсь». Остальные ребята от хохота на парты повалились.
Если бы я тебе описал эту сцену, ты бы сразу взвился: «Так себя не ведут». Габи же сказал, что я рисуюсь. Когда я повторяю пройденный материал, он листает учебники, сидя рядом с кошкой на коленях. Он ничего не понимает в химии, но требует, чтобы я говорил ему разные определения. Зато в механике он разбирается гораздо лучше меня, хотя никогда этому не учился. Ему достаточно посмотреть на чертеж, чтобы понять, как устроено сцепление. «Ну ничего же сложного, все же логично», — повторяет он. Когда он видит, что я уже не могу, то предлагает пойти прогуляться. Говорит, чтобы я надел сапоги, потому что мы пойдем по топи за черемшой.
После полудня постоянно дождит. По небу бегут тяжелые тучи. Габи заглушил мотор в старом, заросшем дроком песчаном карьере. Мы продираемся сквозь подлесок из березняка и ясеня. Габи не любит протоптанных троп. Мы идем с ним в никуда по тропинкам, известным ему одному, но никогда не теряемся. Пересекаем широкую поляну, потом кучу канав со стоячей водой и гниющими листьями. Габи останавливается у зарослей вереска на холме, у подножия которого течет ручей. Мы переходим его, прыгая с камня на камень. Я осмеливаюсь:
— Куда мы идем?
Габи не оборачивается:
— А ты как думаешь?
Мы идем вдоль ручья, тот становится все шире, и видим издалека опушку леса, а до нее — зеленеющее пастбище. Габи прижимает к земле колючую проволоку, чтобы я смог перешагнуть. Мы проходим по густой траве. На луг это не очень похоже, несмотря на пасущихся телят, которые отходят при нашем появлении. На поляну тоже, хотя место окружено дубками. Под сенью высоких деревьев стоит амбар, к нему мы и направляемся. Он почти развалился. Там, где, по всей видимости, был сеновал, обвалилась крыша. Мы присаживаемся на каменную плиту, на ней выгравированы цифры — 1802.
— Это дата постройки, — объясняет Габи.
Я добавляю:
— И дата рождения Виктора Гюго.
Он хлопает меня по плечу:
— Такой же анархист, как и мы, да?
— Слушай, сюда просто так не попадешь.
— Да, но это и к лучшему. Амбар сослужил нам хорошую службу во время войны. Здесь собирались местные партизаны.
— А немцы за вами не следили?
— Не то чтобы. Мы всегда кого-нибудь вперед посылали убедиться, что все тихо. Ну и в конце уже немцам было не до этого, у них в городе делов было невпроворот.
Я обстругиваю ветку лещины и втыкаю в землю, как стрелу.
— Лучше веточки строгать, чем всякое железо ворочать, да? — подает он голос.
Я смеюсь. Габи пристально смотрит на меня, погрузившись в свои мысли, а я выстругиваю новую ветку.
— Ты все так же хочешь быть поваром?
Я закусываю губу и киваю.
— И тебе еще учиться надо, несмотря на все то, что ты уже знаешь?
— Совершенствоваться надо. В техникуме или в ресторане. Но отец будет против.
Габи тщательно сворачивает самокрутку.
— Ты у него спросил?
— Нет, но он будет не согласен, я знаю.
— Сынок, ты с ним похитрее. Сдашь экзамены, отца против себя не настраивай. Запишись[79] куда-нибудь для вида, пусть думает, что ты на учителя учишься, например. А сам — в ресторан какой-нибудь, еще поднатореть. И увидишь, все будет как надо.
78
Инженерные школы — самые престижные вузы во Франции. В них готовят высокопрофессиональных специалистов в областях инженерного дела, управления, экономики, образования и культуры. Поступить в такие школы можно только на конкурсной основе.