- Двенадцать ПиТ, - отчеканил кассир, стараясь всем своим видом усилить ожидаемый шок от высокой цены.
- Всего? А если посыпать торт конфетти и красиво его упаковать? - продолжил Шин монотонным гудением.
- Это будет стоит вам еще пять ПиТ, - крикнул с кухни повар, видимо, тоже надеясь прогнать гостей своими ценами.
- Семнадцать? Идет, - Шин подошел к кассе и к удивлению продавца и Рея извлек из нагрудного кармана контейнер, заполненный ПиТами. - Мое скромное солдатское жалование. Гулять так гулять, да?
Рабочие кондитерской неловко переглянулись.
Через пять минут обескураженный визитом необычных покупателей продавец вежливо с ними прощался. Шин бережно держал в руках красивую коробочку белого цвета, перевязанную нежно-розовыми ленточками. Рей шел следом и задумчиво глядел то на коробку, то на товарища.
- Если бы я только знал, что солдатам столько платят, то точно бы отправился тогда вместе с тобой, - иронично подметил Рей. - Ваша команда уборки явно там не дурака валяла.
- Оно того не стоит, поверь моему опыту, - монотонно отозвался товарищ. - Чистка мусора и мертвецов - куда более чистая работа, чем уборка настоящей грязи. Живой. Ты не совсем подходящий для такой работы человек.
- Как скажешь, - пожал плечами аудитор.
- Да. Слушай. Мне что-то не по себе здесь, - Шин остановился, неловко осмотревшись. - Уже вечереет. Давай я лучше пойду сразу в больницу? Ты ведь не потеряешься по пути в ломбард? Сдашь монетку, пока он еще не закрылся, и догонишь меня, ладно? Я пока поговорю там с врачами.
- Ладно. Не убей только никого, - строго предупредил Рей и подмигнул. - Я скоро тебя нагоню.
Товарищи разминулись. Шин проводил друга взглядом, с трудом отказывая себе в порыве позвать его назад. Сейчас наиболее значимой была другая часть бывшего военного. Та, что желала защитить своих друзей. Если не обоих, то, хотя бы, одного из них.
Довольно быстро добравшись до больницы, Шин незамеченным прошмыгнул мимо девушки в приемной и поднялся наверх. Его ноги без малейшего шума ступали по холодному полу. Действуя, будто дым, утекающий от малейшего колыхания воздуха, парень легко избежал чужих взглядов и тенью застыл у двери в палату Оули. Настал момент истины.
Юноша сжал и разжал кулаки. Мышцы пришли в движение, в напряжении сравнившись по плотности со сталью. В таком состоянии было достаточно одного точного удара, чтобы принести смерть здоровому человеку. Единственное, что могло подвести - его собственные чувства. Нельзя было сомневаться. Нельзя было медлить. А страдания хрупкого ребенка можно было унять и без лишних усилий.
Шин наконец собрался с мыслями, открыл дверь и решительно шагнул внутрь. Почти сразу в лицо ударила мощная струя холодного воздуха. Юношу аж передернуло. Мозг, не долго думая, интерпретировал подобное изменение температуры, как неизбежную критическую угрозу. Но взгляд выловил открытое окно и играющие на ветру занавески. Скорее всего, показалось…
В палате царила полумрачная атмосфера. С естественной тьмой боролся лишь свет вечерних огней с площади. Через тонкую ткань занавески проступали контуры койки и лежащей на ней тщедушной фигурки под одеялом. Гостя не отпускало странное ощущение, будто сам воздух палаты стискивал его грудь и шею. Он аккуратно поставил торт на одну из книжных полок. Несмотря на давящее предчувствие опасности, солдат подошел к занавеске и аккуратно ее отодвинул.
Впервые за последние визиты пациентка предстала перед юношей именно в том виде, в котором обычно встречала врачей. Оули лежала на койке, утонув спиной в мягкой перине. Глаза были закрыты, чуть дрожали длинные ресницы. На лице девочки явственно выделялись признаки крайнего истощения. На щеках провисала кожа, тонкие губы высохли и покрылись трещинками, а вокруг глаз залегли темные пятна. Суховатые волосы терялись в складках на подушке. Легкие с трудом выталкивали хлипловатое дыхание. Крохи жизненной силы едва теплились в слабом тельце. Застыв истуканом на месте, Шин устремил пронзительный взгляд в лицо девочки и сжал кулаки. Костяшки пальцев побелели от напряжения. Один удар мог бы все решить…
Он видел перед собой ту самую Оули, о которой ему столько рассказывал Рей - разбитое болезнью дитя, находящееся на краю смерти. Пышущего энтузиазмом Совенка, которая представала перед ним из раза в раз за последнии дни не было и в помине. Чувство дежавю накрыло Шина с новой силой. Подобный тип истощения нельзя было спутать ни с чем другим.