«Педагогическая поэма», войдя в золотой фонд художественной советской литературы, стала также и учебником для педагогов, одним из самых ярких педагогических произведений, раскрывающих методику коммунистического воспитания.
На первых страницах «Педагогической поэмы» мы читаем:
«Пустынный лес, окружавший нашу колонию, пустые коробки наших домов, десяток «дачек» вместо кроватей, топор и лопата в качестве инструмента и полдесятка воспитанников, категорически отрицавших не только нашу педагогику, но всю человеческую культуру, — всё это, правду говоря, нисколько не соответствовало нашему прежнему школьному опыту».
И несколько дальше:
«Колония всё больше и больше принимала характер «малины» — воровского притона».
Что же собой представляли первые воспитанники?
«В пакете были «дела». Четверо имели по восемнадцати лет, были присланы за вооруженный квартирный грабеж, а двое были помоложе и обвинялись в кражах».
Среди этих первых был Бурун, закоренелый вор, продолжавший воровать и в колонии.
Много прекрасных страниц в «Педагогической поэме», рассказывающих о подвиге перевоспитания. Самые волнующие — те, на которых воспитанники колонии показаны во время труда. Вот где пафос победы, торжество преображения!
Прошли не недели, а многие и многие месяцы. И вот мы читаем о празднике первого снопа:
«Бурун начинает косить. В несколько взмахов косы он укладывает к ногам Наташи порцию высокой ржи. У Наташи из первого накоса готово перевесло. Сноп она связывает двумя-тремя ловкими движениями, двое девчат надевают на сноп цветочную гирлянду, и Наташа, розовая от работы и удачи, передает сноп Буруну. Бурун подымает сноп на плечо и говорит курносому серьезному Зореню, высоко задравшему носик, чтобы слышать, что говорит Бурун:
— Возьми этот сноп из моих рук, работай и учись, чтобы, когда вырастешь, был комсомольцем, чтобы и ты добился той чести, которой добился я, — косить первый сноп.
…Звонко-звонко, как жаворонок над нивой, отвечает Зорень Буруну:
— Спасибо тебе, Грицько! Я буду учиться и буду работать…»
В колонии имени Горького колонисты работали и учились, получали знания и приобретали специальность.
В коммуне имени Дзержинского, когда ее возглавлял Макаренко, труд на заводе и учебные занятия в средней школе шли рядом.
Что было первым, главным? Школа? Производство? Первым и главным было воспитание нового человека, нашего, советского. Пафос устремления к будущему, заложенный в основу воспитания нового советского человека, настоящего человека, невозможно выразить только в школьном образовании, или только в производственном труде, в чем-либо одном, или в чем-либо предпочтительно. Антон Семенович утверждает это всей своей практикой и всем своим педагогическим творчеством. Он — за настоящий, большой, серьезный труд, требующий творчества, увлекающий своей логикой, целесообразностью. Он — за труд и за его практический результат. Он — за мастерство, за специальность, без которой не может быть настоящего человека. И он — за настоящую школу, за образование, без которого также не может быть настоящего советского человека.
Пафос устремления в будущее, о котором так ярко писал Макаренко, выражен в формуле соединения обучения и воспитания подрастающего поколения с производительным трудом. Так школа сближается с жизнью и ведет в жизнь, вооружает знаниями, навыками, делает сильным, воспитывает в подрастающем поколении необходимые нравственные качества.
Это, конечно, не придумано Антоном Семеновичем Макаренко. Это входит в систему коммунистического воспитания детей. Об этом писал Маркс. Об этом писал Ленин. Это направление, указанное Коммунистической партией для всей советской организации обучения и воспитания детей.
И чем дальше мы идем по пути укрепления и развития социалистических отношений, чем дальше мы продвигаемся по пути к коммунизму, тем ярче и определеннее выступают в самой жизни эти непреложные положения теории коммунистического воспитания.
С особой силой эти положения о соединении школьного обучения и воспитания с производительным трудом прозвучали в наши дни, когда Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик утвердил закон «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР».
На страницах «Педагогической поэмы» Макаренко выводит образ «беспризорной институтки», не умеющей жить, а обладающей только «идеалами».
Нет, никому не нужно, чтобы советская школа выпускала из своих стен воспитанников с аттестатом зрелости, но, подобно этой «беспризорной институтке», не умеющих жить.