Он - раб, высекающий мраморную глыбу в каменоломне. Тело содрогается от усталости, капает кровь смешанная с потом. Свистят бичи надсмотрщиков, удар обрушивается на усталое, не знавшее выходных тело. Рядом стонут такие бесправные рабы, тяжелый запах пота, он дрожит, от омерзения у разложившихся трупов. Но труд не напрасен, растут пирамиды, и возвышается усыпальница в Долине Царей...
Он - слепой бард, перебирающий струны, поющий о Карфагене, о богах и героях, о хитроумном Ганнибале и его долгом скитании преследуемым римлянами и собственными не благодарными соотечественниками...
Он - кречет, распластавший крылья над обрывистыми берегами, которым еще никто не дал названия, лишь трупы павших людей, покореженные латы, сломанные копья, торчащие стрелы...
Он - архейский океан, мрачная стихия, переполненный разрядами. Сверху бьют молнии, носятся темные углеродистые облака, пениться нефть. Разум словно прибивает во сне, и лишь некая слизь хочет сформироваться в...
Он - римский легионер, сжигающий дотла крепость варваров. Яростный штурм, бьют катапульты, стреляют, поливая пылающей смолой баллисты. Подрубленная лестница падает, и Генри Смит, ощущающий себя чем-то в чужой плоти, сильно ушибается. Сверку валится облитый зажженным маслом валун, голова треснула, шлем смят, а душа летит в тартар...
Теперь он следователь в тихом кабинете на Лубянке и подписывает бумаги. Ордера на арест, протоколы...Росчерк на бумаге, и чей-то - другой - палец нажимает спусковой крючок. Слышится треск разбитый череп, мозги попадают на лицо. Снова смерть, бьет пулеметная очередь. И целая дюжина, беспричинно ненавистных ему врагов народа прервала свой скорбный путь.
Он - красавица рабыня на аукционе невольников. Ее стыдно сотни глаз устремлены на прекрасное нагое тело. Евнухи дергают за волосы, заставляя открыть рот. Покупатели щупают грудь, грязные пальцы лезут в девственное лоно. Унижение! Страшное унижение! По нежному лицу стекают хрустальные слезинки.
Он - воин-викинг. Неисчислимая орда зверей врывается в древний славянский город. Убийства насилие над женщинами. Генри ощущает себя сильным и жадным до плоти. И куда делось воспитание, налет цивилизованности, свойственная ему мальчишечья застенчивость. Наоборот, в нем клокочет жестокость, викинг спарывает животы и окунает руки в золото, тяжело и прохладное, липнущее к окровавленным рукам ...
Он - монах, переписывающий манускрипт. Труд тяжелый, хочется, есть, перед глазами жирный барашек. В келье горит свеча, а кажется на ней жариться шашлык. Хотя на самом деле лишь корка черствого, словно инеем присыпанного солью хлеба. Вот родилась ошибка, придется переписывать. За узкой бойницей окна - глубокая ночь, появляются первые признаки рассвета, в с утра трудная работа....
Он - ведьма, взошедшая на костер. Полунагое женское тело разбито пытками, надорваны связки, каждое движение сильная боль. Вспыхивает хворост и медленно ползет пламя, оно лижет уже подпаленные раскаленным железом, босые ноги молодой женщины. Генри кричит и ревет, отчаянно пытаясь разорвать промасленные веревки, в оранжевом мареве пылают лица горожан. Бес и танцует, и корчится, виднеется купол Собора Парижской Богоматери. Крики Эсмеральда!
Школяр из Кракова в серой штопаной рясе. Стоит голыми коленками на сушеном горохе, считает минуты, просит Христа и пресвятую Деву Марию унять боль. Коленки распухли, горох впивается в разбитое мясо.
Дьякон, торгующий индульгенциями на базаре. Рука трусливо щупает кошелек, похоже, вор сумел опередить торговца. Пустота и близость наказания.
Снова волна боли, в запястье и ноги вбивают толстые ржавые гвозди. Крест содрогается, когда его ставят. Каждое сотрясение рвет жилы, трещат кости. Палящее солнце высасывает все соки. Генри чувствовал что задыхается, вес собственного тела сдавил грудь.
Свист плети, удар, ядовитый хохот эсесовца.
- Что жидовская морда не нравиться.
Теперь Генри видит себя маленьким голеньким еврейским мальчиком. В компании таких же истощенных, что видна каждая косточка детей, его ведут в крематорий. Из трубы идет черный дым, чудовищный аромат насилия и жестокости. Голые ножки касаются раскаленного скользкого пола, вздуваются волдыри. Их набивают полную камеру, толкают и прессуют. Затем стена начитает наклоняться, в низу адская печь, раскаленные уголья и обугленные кости. Он плачет, зовет маму, которую возможно тоже сожгли, и падает в низ.
Сознание переворачивается и теперь, Генри сам стал эсесовцем. Шагает в строю, в руках автомат которым он водит из стороны в сторону. От грома тысяч сапог содрогаются улицы и руины домов. Видно несколько виселиц, раскачиваются трупы, пылает подбитый танк ...