В свой отсек ввалились гурьбой.
Тут их уже ждал стол, накрытый заместителем командира роты Гудиловым. На столе было все необходимое, чтобы отметить удачный боевой выход. И выпивка, и закуска. Но офицеры, бросив под кровати автоматы и сумки, в первую очередь завалились на постели. Усталость давала о себе знать. И больше нервная, нежели физическая. Все же роте пришлось выдержать полноценный бой. А это тяжело. К столу собрались только через час, отлежавшись, приняв холодный душ и переодевшись в чистое белье. Разговоров было много. Эмоций тоже. Но чем чаще наливали спирт в алюминиевые кружки, тем слабее становился шум застолья. Пока к заходу солнца все, кроме заместителя командира роты, принявшего на себя командование подразделением, не отрубились на своих солдатских койках.
Глава 3
После боя в ночь со среды на четверг офицеры роты спецназа с особым нетерпением ждали воскресенья 15 мая. Выезд в Уграм был разрешен, а главное, комбат позволил вечером нырнуть в госпиталь, используя штатную боевую машину. Впереди был праздник, и его не избалованные какими-либо излишествами боевые офицеры ждали. Ждали воскресенья и женщины – медперсонал госпиталя, у них тоже был запланирован выезд в афганский городок за мелкими покупками. Ждал воскресенья и майор Трофимов, заместитель командира отдельного разведывательного батальона по политической части. Это был его последний выезд в Уграм, и от него он ожидал многого, что с покупками не было связано никак. В общем, воскресенья ждали многие. И оно наступило. После завтрака объявили общебатальонное построение, на котором командир части зачитал список офицеров и прапорщиков, отправляющихся за покупками в Уграм, и назвал выделяемую для этой цели технику. В поселок были отряжены бронетранспортер, грузовой автомобиль «ГАЗ-66» и бронированная разведывательная машина. Старшим группы так называемых «туристов», как всегда, назначался заместитель командира по политической части. В 10.00 замполит построил тех офицеров, кто едет в Уграм, и провел инструктаж о правилах поведения в афганском поселке. Колонна должна встать на стоянку на площади у главной мечети, оттуда личный состав группами не менее четырех человек, каждый с оружием и обязательно в бронежилете, мог пройтись по дуканам – мелким частным лавочкам.
Вопрос задал Листошин:
– Товарищ майор, мы на боевые выходы «броники» не берем, за каким чертом в такую жару таскать их по городу?
Замполит спокойно объяснил:
– То, что вы нарушаете инструкции боевого выхода, очень плохо, товарищ старший лейтенант, и с этого дня, пока нахожусь здесь, я лично буду проверять экипировку всех выходящих на задания подразделений. А город не горы и не степи. Там пуля может пролететь мимо, а в городе какой-нибудь подросток спокойно подойдет со спины и попытается всадить под лопатку нож. Чтобы затем скрыться в толпе. И ничего вы сделать не сможете. Бронежилет же спасет от удара ножом. Вам ясно, Листошин?
На что Семен пробурчал:
– Если дух, даже четырнадцатилетний, задумает завалить гяура, то не будет бить в спину, а полоснет по горлу своим клинком – и все дела. Никакой «броник» не поможет!
Замполит повысил голос:
– Мы что, начнем дискуссии по мерам безопасности разводить, или мне прочитать лекцию о недопустимости нарушения воинской дисциплины в плане беспрекословного подчинения младшего старшему? Вы этого хотите? Или поездку в Уграм?
Офицеры зароптали:
– Лист, кончай!
– Время тянем.
Одернул подчиненного и командир роты:
– Чего ты опять лезешь на рожон, Семен? Дался тебе этот бронежилет! Стой и слушай, что говорят! А «броник» спокойно оставишь в модуле.
Листошин замолчал, майор Трофимов закончил инструктаж. Офицеры заняли места в кузове «шестьдесят шестого», солдаты охранения в боевых машинах. Колонна вышла за пределы части, взяв курс на Уграм, до которого было двенадцать километров.
Из состава роты специального назначения в город отправились Новиков, Листошин и Калинин. Заместителю командира роты вновь выпала доля находиться с личным составом. Да и сам Гудилов особо не горел желанием таскаться по дуканам. Старший лейтенант, несмотря на свою молодость – ему недавно стукнуло двадцать четыре года, был чрезвычайно расчетлив и даже скуп, предпочитал копить чеки Внешторга, которые в Союзе можно обменять на рубли по приличному курсу. К спецназовцам присоединился и начальник клуба капитан Ерохин.
Его появлением в кузове грузовика офицеры роты спецназа были удивлены, так как в списках замполита фамилия Вячеслава отсутствовала. Поэтому Листошин спросил капитана:
– А ты как тут оказался, Ероха? Что-то я не слышал, чтобы тебя отпустили из части.
Ерохин ответил спокойно:
– Да пошли они все со списками своими. Решил ехать и поехал!
– Но если тебя замполит заметит?
– И чего он мне сделает? Отправит обратно из Уграма одного? Не отправит! Выговор объявит? Да клал я на его выговоры. У меня ими личное дело вдоль и поперек исписано.
От начальника клуба распространялся знатный духан. Видимо, хорошо капитан зарядился перед поездкой.
Ерохин нагнулся к спецам:
– А вы, мужики, если не секрет, зачем в Уграм намылились?
Листошин сказал ему на ухо:
– Водочки нормальной прикупить, шампанского или вина добротного. Вечером к дамам в госпиталь собрались. Понятно?
Капитан утвердительно кивнул головой, но сказал:
– Гиблое дело задумали.
Листошин удивился:
– В смысле?
– В смысле нормального пойла! С бабами-то проблем не возникает, тем более они сегодня скучать будут, у десантников же траур. Ребят с блокпоста «тюльпаном» в Союз отправляют. «Ан-12» прибудет к 19.00. Пока прощанье, церемониал, то-се. На любовном фронте у вас все сложится, базара нет, а вот с пойлом? Проблема!
– Слушай, Ероха, и откуда ты все знаешь?
– Про груз «200» все знают, а выводы можно было и самим сделать. А насчет водки, шампанского и винца добротного? Где ж его, настоящего, в мусульманской стране взять-то? Подделкой дешевой торгуют из-под полы. А вот настоящего? Проблема.
Говоря это, капитан как-то хитро щурился.
– Да? И как решить ее? – спросил ротный.
– А вот тут, братцы, вам офигительно повезло, что я еду с вами. Есть у меня дуканщик знакомый. Через него и решим вашу проблему. Только уговор – по возвращении с вас фляга спирта!
На этом разговор в кузове оборвался. Колонна въехала в Уграм. И сразу сбросила скорость. Узкие улочки афганского поселка были забиты людьми. И все они двигались к центру, где и размещались различные дуканы и был восточный базар. Мужчины шли отдельно, женщины, все поголовно в чадрах, отдельно. Офицеры сжали оружие и невольно напряглись. Здесь они были чужие, и взгляды, которые на них бросали мужчины в нуристанках – национальных головных уборах, были далеко не приветливыми. Перед самой площадью движение застопорилось. Улицу перегородила арба. Ишак испугался множества людей и встал. Афганцы пытались столкнуть животное с места, но ишак только опустил ушастую голову, широко расставив копыта. Хозяин арбы орал на ишака, на хозяина орали прохожие. Ситуацию разрешил Листошин. Он поднялся в кузове и дал очередь вверх. Ишак шарахнулся в сторону, опрокинув арбу, придавив к стене своего хозяина. Тот закричал от боли. Но дорога освободилась, и колонна въехала на площадь. Местные жители при виде советской техники ринулись прочь, и вокруг машин образовалось свободное пространство. Из кабины «шестьдесят шестого» выскочил раскрасневшийся замполит:
– Кто стрелял?
В ответ из кузова молчание.
– Я спрашиваю, кто стрелял? Или получу ответ, или тут же разверну колонну назад.
Листошин ответил:
– Ну, я стрелял! И что дальше?
– Кто разрешал?