– И как только ваш кружок ещё держится? Я думал, их все расформировали.
Он пожал плечами, отхлебнул чёрный кофе и поморщился.
– Лучше? Знаешь, а пойдём-ка отсюда. Не думаю, что кто-то заметит наше отсутствие.
Его пальцы перебирали складки скатерти:
– Не могу. В общагу не пустят.
– И что ты хочешь сказать? Тут останешься?
Он пожал плечами и сделал ещё один глоток, на этот раз более уверенный.
– Не страдай ерундой, дурень. Переночуешь у меня. В конце концов, что лучше: в одном потном клубке с корректорами или на диване?
Он заглянул мне в лицо, желая удостовериться в серьёзности приглашения. Даже находясь в безвыходной ситуации, он как настоящий осси счёл бы ниже своего достоинства согласиться на предложение, не повторённое как минимум трижды. Останься с ним невежа-весси, он точно бы сгинул в складках жарких тел.
– А ваша жена не будет против?
– Да она мне голову огрызёт, если узнает, что я бросил тебя на растерзание этому седому серпентарию.
Мальчишка повеселел, вскочил со своего стула и в благодарность зачем-то отодвинул мой. Уже в прихожей, натягивая куртку, он спросил:
– Можно поинтересоваться, как зовут вашего ребёнка?
– Вообще-то Крис, но мы называем Лисёнком. А что?
Искренне Ваш,
Продавец свободы
Паренёк, которого приволок мой муж, оказался довольно обходительным, хотя и таким же абсолютно неподготовленным к жизни трудоголиком, как и он сам. До жути худющий, несмотря на то, что готовил едва ли не лучше него. Похоже, на продукты у него совершенно не было денег. На месте его матери я била бы тревогу, так что причину, по которой он оказался в нашей квартире, проговаривать не пришлось.
В пять утра он робко постучался в дверь спальни. Ясное дело, мы не ответили, так что он проскользнул в дверной проём и растряс моего мужа за плечо. И всё это время он пытался не смотреть в нашу сторону, что даже тогда казалось мне уморительным.
– Извините! Господин редактор, не могли бы вы открыть дверь? Если я не выйду сейчас, то в офис опоздаю.
Пока мой супруг шарил по тумбочке в поисках очков, а парень извинялся как заведённый, я взглянула на часы и затем не календарь:
– Куда опоздаешь? Праздник ведь.
Комнату озарил проблеск облегчения:
– А и правда. Я забыл.
Затем он снова отвёл глаза, но извиниться я ему не дала:
– Да и автобус ходит каждые пять минут.
Он сконфузился. Понятно: такие всюду ходят пешком и далеко не из-за убеждений. Я снова прервала повисшее молчание:
– Мальчики, вы оба поспали 3 часа от силы. Ну-ка быстро по шконкам. Хоть до восьми отдохните, иначе днём от вас никакого толку.
Возразить им было нечего, так что парень ещё раз извинился и лёг обратно на диван.
Как и следовало ожидать, к утру вся бодрость улетучилась, и ни в 8, ни в 9 их было уже не добудиться. Я распахнула шторы и взяла Лисёнка на руки. Мы немного почитали, а затем отправились на кухню готовить завтрак. Раз пропустил свою очередь, будет жевать блины со скорлупой как миленький.
На запах он выполз первым – растёр глаза, потянулся и зевнул:
– Чёрт… я пропустил, да?
– Не чертыхайся при детях. Лучше разбуди своего маленького алкоголика.
Он чуть ли не под руку ввёл парнишку в кухню. Оба опустились на стулья. Мне показалось, что в комнате сидят две копии одного и того же человека, но из разного времени. Три, если быть точной и считать Лисёнка.
Он поцеловал меня в щёку и молча забрал тарелки из рук, избегая лишних звуков, поставил их на стол и пододвинул одну прямо под нос гостю.
Мы так и сидели в тишине. На Лисёнка надежды не было как минимум год. А если учесть, какого отца это ребёнок – все шесть. Газетчик-старший хмурился и катал варёное яйцо по столу, пока младший задумчиво макал пакетик в настолько крепкий чай, что им было впору вколачивать сваи. В конце концов, мне первой это надоело:
– Ну что, – обратилась я к гостю, – как первая оргия?
Он выплюнул чай, прокашлялся и, заикаясь, размазал слюни по лицу:
– Ну…
Мы с мужем переглянулись и рассмеялись:
– Господи, у вас на журфаке юмор прямо в приёмной комиссии конфискуют? Как зовут-то хоть тебя, горе луковое?
Auseinanderleben или Не по пути с жизнью
Размышляя над этим сейчас, прихожу к выводу, что должен был возмутиться и попытаться всё выяснить с самого начала. Теперь мне это очевидно. Увы, тогда я чувствовал только как немеют конечности, как покрываются испариной виски и заполняется слюной рот. В глазах помутилось, но я отчаянно продолжал всматриваться в бессмысленный набор цифр, держа документ трясущимися руками.