Когда из коридора снова начали звать, Артём как ошпаренный подскочил со своей кровати и быстренько перелез на третью, пустующую. Я не понял, зачем это было сделано, и про себя какое-то время удивлялся тому, как у него получилось так резко встать и даже не почувствовать головокружение – он так ровно и спокойно держался, как будто всё в порядке. Хотя, может, у всех нормальных людей так? Я же к ним не отношусь. Для меня иногда сесть в кровати – уже всё. А вот, кто-то, может, может и так.
– Ноги подтяни.
Можно было бы и повежливее разговаривать, но как хочешь.
– Иногда..
Он резко замолчал, когда дверь в комнату открылась. Заходить, тем не менее, никто не стал – похоже, в комнату просто заглянули, никого не увидели и решили, что тут никого нет. Видимо, для этого Артём и ушёл со своей кровати – она у него сразу напротив входной двери, и, если бы он там остался, его бы сразу заметили. Какой хитрый план.
– Работает иногда, – когда дверь закрыли, продолжил Артём, но уже тише. – Сразу видно, первый год пидр работает. Или кто из детей.
Он шмыгнул носом, отвернувшись в сторону. Прислушивается, видать. Скорее всего, вернётся к себе, когда в коридоре всё затихнет. Остаётся надеяться, что больше сюда никто заходить не будет. Хотя мне всё равно, по большей части. Можно же как-то донести до вожатых, что мне подобными вещами лучше не заниматься? Вряд ли с них требуют стопроцентной посещаемости, мне кажется.
Артём, наконец, вернулся на свою кровать, и уселся возле стены, скрестив руки на груди. Футболка у него сползла на одно плечо, чётки и амулет перевернулись, и теперь висели не как надо, но его это слабо волновало, видимо. Не так слабо, как что-то во мне – он так пристально уставился на меня, и с его обычным выражением лица это выглядело немного напрягающе. Лично у меня возникло желание его ударить – не люблю, когда на меня смотрят, тем более, так.
– Что?
– У тебя ухо покраснело, – он указал пальцем на своё левое. – Тоннель, в смысле.
Я потянулся рукой к тому самому левому уху и коснулся пальцами мочки. Судя по тому, что кожа здесь была слишком горячей, ещё и мокрой, тут и правда что-то не в порядке. Вот блять, а.
Я обычно вытаскивал спирали из ушей на ночь, так что сейчас я не понимал, с какого хера там опять что-то началось. Может, с подушки что-то попало? Хотя бельё, вроде, было чистым? Мне так казалось, по крайней мере. Вот дрянь, а.
Про себя матерясь и ругаясь, я полез за рюкзаком – там были вата и хлоргексидин. Надо было обработать всё это, потому что иначе нести будет знатно. Даже боюсь пальцы сейчас к носу подносить, хотя мне очень интересно, конечно, но не стоит этого делать. Ради всего святого – не стоит.
Артём продолжал таращиться на меня, как будто я чем-то интересным занят. Не знаю, просто это очень нервирует. Ему так доставляет смотреть, как люди себе уши промывают, или что? Хотя это ещё не так стрёмно, но всё равно напрягает неебически.
– Это правда, что они воняют, как пиздец? – спросил он через пару секунд, и сразу стало понятно, что ему надо. Странные вещи его интересуют, хотя, может, это нормально? Я не знаю просто.
– Если промывать или вытаскивать на ночь, то нет, – хмыкнул я, проверяя прокол на наличие наростов или выступившего гноя. Сейчас ещё пальцы руки надо будет протереть, чтобы не пахло. И только я подумал об этом, запах всё-таки дошёл до носа. Пиздец, блять.
– Никогда их не было, – объяснил Артём.
Да я видел, как ни странно. У него и в целом уши не были проколоты. Нигде. Вообще никакого пирсинга. Хотя я слабо представляю его с пирсингом, так что пусть – ему так реально лучше.
Теперь Артём выглядел каким-то заинтересованным, что ли? В любом случае, мне ещё хуже стало из-за этого. Я же правильно понимаю, чего он хочет сейчас? Надеюсь, что нет, но можно попробовать.
Когда я вытянул левую руку вперёд, он перелез на край кровати и наклонился к моей ладони. Самоубийца, блять.
– О, господи, – вздохнул он, тут же дёрнувшись назад.
У меня примерно такая же реакция была, когда я только их растягивал и случайно узнал, чем всё это дело запахнет, если на время забыть о них. Хотя я бы в любом случае рано или поздно учуял этот запах, так что без разницы. Просто помню, что тогда думал на этот счёт.
– И так каждый раз? – всё ещё морщась от отвращения, спросил Артём.
– Нет. Это редко случается.
Последний раз два года назад был, если не ошибаюсь. Причём, всё было точно так же – я проснулся утром, мать потом заметила, что у меня всё ухо красное, только вот в итоге пришлось неделю делать компрессы, и тоннель так стянулся, что пришлось заново его растягивать. А-а, господи, как же я ненавижу этот процесс. Отсюда и все мои проблемы, мне кажется. Хотя у меня ещё не всё так плохо – как-то видел девушку, так у неё сзади всё было просто опухшим, такой сплошной розовый пузырь по кругу. Выглядело мерзко. Интересно, она знала о нём вообще? Да наверное, как о таком можно не знать. Просто я понять не могу, почему она ничего с этим не делала. Это же ненормально, блять, когда такое происходит. Хотя не мне об этом размышлять, но у меня до такого не доходило. И славненько – не хотел бы я ездить по врачам с этим вопросом.
– А за остальными дырами ты не следишь?
– С ними всё в порядке.
Ну, пузыри и келоиды не вскакивают, значит, всё хорошо. Хотя я иногда устраиваю себе такое, что вытаскиваю из ушей всё, что только можно вытащить, и отмываю, как следует, но это редко случается. Но раз мне ещё уши не отрезали, то всё в порядке? Думаю, можно продолжать в том же духе.
– Тебе нормально вообще?
– Эм, – я сперва даже не понял вопроса. – Да?
Что за хрень? Раз хожу, значит, нормально. Артёму вот нормально с татуировками? По этому поводу до него мало кто доёбывается, да?
Я решил пока ничего не вставлять в ухо, так что просто протёр ватой ещё и саму спираль, и отложил всё на тумбочку. Подожду немного, потом верну всё на место. Сегодня и ещё дня два надо будет последить за ним. Интересно, мне могут дать спирт для компрессов? Или это слишком жирно?
– Ты сам уши себе прокалывал? – Артём всё не желал затыкаться.
Меня его вопрос немного напряг. Обычно такое спрашивают, когда видят, что все проколы сделаны на редкость хуёво, типа, в салонах так криворуко сделать не могли, а значит, человек сам постарался. Не знаю, мне всегда казалось, что там всё нормально и ровно, но вот, кто-то говорит, что нихуя. Хотя он не совсем сказал, но подразумевает же?
– А так заметно?
– Да нет, я к тому, что их много.
Ага, и?
– И если в салон идти, сколько денег надо отдать?
М, прокол хряща где-то под триста стоит, если я правильно помню. Хотя и мочки точно так же, так что это не важно. Так, и если бы я всё это в салоне делал.. Сколько у меня проколов-то вообще? Я не держу такое в памяти.. Так, семь, и ещё шесть, это тринадцать, и тринадцать на триста – это три девятьсот. Прилично, в общем-то, учитывая, что одна игла стоит рублей девяносто.
Снова заиграла музыка – это уже было предупреждение о завтраке. Как раз перед этим всех из холла распустили по комнатам, судя по шуму в коридоре, и сейчас у всех было минут пятнадцать на ещё какую-нибудь хрень. Не знаю, как они тут время распределяют, но это реально пиздец какой-то. Не знаю, каким даунам нужно столько времени на утренние сборы, хотя это, скорее, я долбоёб – рано подскакиваю, всё быстро делаю, а потом ворчу на всех, какие они все медленные и неправильные. Ладно, похуй.
Артём ушёл в ванную, переодеваться, а я вернулся к прослушиванию музыки. Может, ещё что-нибудь у Отто попросить? Уверен, у него найдётся ещё пара групп, которыми можно поделиться. Может, он мне сразу на три недели вперёд выдаст? Было бы славно. Хотя не стоит так делать, а то прослушаю всё за день, потом будет хуёво всю смену.
На улицу всех погнали только через десять минут, ну, почти. Тринадцать, если быть точным, хотя это, всё же, ближе к пятнадцати.. Вот, называется, человеку нехуй делать – сидит, постоянно проверяет время и считает, сколько прошло между промежутками. Чувствую, у меня так полсмены пройдёт.