Дискотеки? Господи, что?
– Второй ужин в девять.
Тут пять раз в день кормят или что? Как они тут живут вообще? Ужас.
– Потом огоньки, если есть, но в обычное время все ложатся спать. Ну, даётся там минут десять на помыться, почистить зубы, ножки помыть, что ещё ты там любишь делать на сон грядущий. И потом с утра по новой, и так двадцать один день, – он описал пальцем круг в воздухе.
Пф, как будто дни вне лагеря как-то сильно отличаются друг от друга. Не знаю, лично у меня всё так же одинаково. Ну, может, Артём социально активный человек, у него жизнь поразнообразнее, вот он и не привык к постоянству. А за свои шестнадцать мог бы уже, вообще-то. Что, так много нового в жизни? Нет, но если он социоблядина, то у него не должно быть проблем с пребыванием в подобных местах. Тогда получаем..?
– И всё прямо по нему?
Так это реально зону напоминает. Хотя это удобно, тут не поспоришь, просто он так рассказывает об этом всём, и невольно уже так думать начинаешь.
– Ну, типа того. На самом деле, все приёмы пищи для нас начинаются минут на пятнадцать позже, потому что первыми туда идут младшие отряды, потом уже старшие. М, – Артём задумался, вспоминая, что он забыл. – Расписание на день вывешивают на отрядном месте, это вот тут, между коридорами. Увидишь, у нас сегодня будет огонёк, вроде.
Огонёк? Это ещё что? Мы будем что-то жечь, или это просто название такое? Просто вряд ли тут можно устраивать что-то подобное – лес кругом, и будет не весело, если что-то пойдёт не по плану. Хотя я бы не возражал. Ну, в смысле, пожечь что-нибудь. Это весело.
– Что это?
– Ой, это так весело, – Артём снова подсел ближе к краю свой кровати, очень заинтересовавшись в разговоре. – Короче.
Я почему-то был не то рад, не то заинтересован. В смысле, из-за того, что он так оживился опять и очевидно рад со мной разговаривать. Это так. Странно.
– Собирается весь отряд, – пристально глядя на меня, продолжал Артём. – Это очень важная часть, если ты туда не придёшь, ты предатель и все будут тебя хуесосить.
Мне нравится. Это как получать титулы в играх за какие-то квесты или что-то подобное.
– Вообще, это что-то вроде жалких попыток сблизить нас всех.
Я аж в небольшой ступор впал. Зачем это делается..? Как бы, люди сюда явно не за этим приезжают, и зачем тогда хернёй страдать? Хотя, кажется, это я что-то путаю. Как же все те охуенные истории про лагеря и как это классно?
– Каждый раз они придумывают дохуя личную тему, чтобы у всех создавалось ощущение близости и появлялся повод выебнуться, типа “Гляньте, какая у меня сложная и тонкая душевная организация”.
Какое у него сложное восприятие всего происходящего, это даже не смешно уже. Его, случаем, не дрочили в детстве? Хотя мне кажется, Артём сам бы кого угодно задрочил. Что в детстве, что сейчас. В конце концов, сколько таких вот вечно выёбывающихся в детстве сами были теми ещё чмошниками, на которых все отшучивались? Хотя он слишком хорош, чтобы быть из их числа.. Ну да посмотрим.
– А в конце всего этого самый пиздец.
Я так понимаю, ему нравится нести всякую хуйню и наблюдать за реакцией собеседника? Или это только со мной так? Просто он так смотрит, это напрягает. Хотя, вроде, это нормально – смотреть на собеседника во время разговора, просто у него такое выражение лица сейчас. А ещё его глаза. Надо будет рассмотреть получше, когда и если будем рядом стоять – будет ободок вокруг радужки или нет. Я, конечно, понимаю, что он не может сейчас быть в линзах, хотя бы потому что это глупо, но просто вдруг. Может, у него зрение плохое? Хотя тогда бы он носил обычные линзы, я думаю. А если это его настоящий цвет глаз, то что-то у него слишком много необычностей. Левша, черноволосый, ещё синеглазый. Ну, да, ладно, не так уж и много, но сюда можно прибавить ещё нормальное такое лицо и тело, и сразу даже завидно слегка становится. Это как игроки, которые изначально донатят в игру, и могут получать самые пиздатые костюмы и элементы для внешности. Вот Артём был бы таким.
– Все встают, так же в круг, обнимаются и начинают петь песню.
Чего..?
– Уёбищную песню, – наверное, только чтобы бы ещё нагнать, добавил Артём.
Он думает, мне “обнимаются” не хватит? Хотя и насчёт песни хотелось бы узнать поподробнее.
– Что за песня?
– Я и слова не скажу, потому что потом придётся рот с мылом мыть.
Он специально это делает сейчас?
– Можешь не петь, но стоять в кругу и качаться со всеми ты обязан.
– Качаться? – не понял я.
– Из стороны в сторону, – усмехнулся Артём. – Не с гантелями.
Я воспринял это как личное оскорбление, так что еле удержался от того, чтобы послать его нахуй. Свою роль сыграло потрясение с полученной информации. Что за традиции? Или как это ещё назвать можно. Мерзость какая, господи. Как представлю, что кто-то будет хотя бы просто рядом стоять, так дрожь по спине проходит, а там ещё и обниматься надо. Ужас.
– И всем нормально это делать? – спросил я.
Никого не волнует, что их лапают левые люди, да и им самим приходится то же самое делать? А если человеку неприятно? Я же не могу быть единственным таким, так ведь? Ещё и петь что-то надо. Само по себе тупо, а если это что-то ущербное, то это вообще зашквар. Это слишком отвратно со стороны смотрится?
– В лагерях обычно у всех включается режим мнительных ущербов, – Артём постучал пальцем себе в висок, – и всем начинает казаться, что всё происходящее несёт в себе какой-то особенный скрытый сакральный смысл.
Что? Он хоть знает значение этого слова или просто так его сюда поставил? И три прилагательных на одно существительное. Он конченный, что ли? Перегруженные предложения нахуй никому не нужны.
– Суть в том, – решил пояснить он, – что все лагерные байки подразумевают, что ваша встреча – это судьба.
Как мило. Нет, а я даже и не знал об этом. Так вот случайно согласишься поехать в какие-то там ебеня – и всё, тебе двадцать с лишним долбоёбов самой судьбой дарованы. Вот смешно, пиздец.
– И очень многие начинают в это верить. Даже парни, понимаешь? – возмущённо спросил Артём.
Ну, теперь понятно, почему его волновал синдром поиска глубинного смысла, мда.. И ещё, кажется, нашёлся первый предатель и объект для хуесос.. Что, блять, как отглаголить это. Не важно. И сексист ещё, да. Это важно. Почему парни не могут верить во всякую хрень? С этим какие-то проблемы? Это как то лишает их Y-хромосомы?
– Короче, хуйня, – поморщился он, слабо ударившись головой об стенку. – По большему счёту, будут спрашивать в духе: “А что ты думаешь о прошедшем дне”, – это он сказал странным писклявым голосом, скорчив лицо. – И ты сидишь, как долбоёб, и вспоминаешь, чё ты делал за сегодня.
Я так понимаю, ему и вспоминать нечего – он же нихуя не делает. Участвовал бы он в жизни отряда, ему бы было, что рассказать. Но он, похоже, придерживается мнения, что “Я не хочу – я не делаю”. Левак ссученный, а.
– Если доебутся, можешь отвечать по заготовкам или склепать ответ из ответов других. Шаблон примерно всегда одинаковый: “Ой, мне так понравилось, я хорошо выступила, судьи были несправедливы, ко-ко-ко”. Хотя ты не выступаешь. Ну, придумаешь что-нибудь. Ты, вроде, не глупенький у нас.
Пиздец, его понесло. Хотя он хорошо разговаривает, мне даже нравится. Всегда приятно слушать людей, когда они говорят о чём-то, что их бесит. Я нормальный. Ну, вообще, при том, что у него хорошо поставлена дикция, нет явных дефектов речи, не считая некоторых моментов, он адекватно выражает мысли и не несёт хуйню. Его приятно слушать, да.
– Сегодня будут, наверное, узнавать, чего мы ждём от смены или “как нам первый день и понравился ли отряд”.
Серьёзно, что ли? А что делать, если ты ничего не ждёшь, да и не хочешь распинаться о такой хуйне перед толпой еле знакомых тебе людей? Надо, наверное, заранее продумать, что сказать, ну, или узнать, есть ли возможность как-нибудь избежать этого всего. Артём же знает, как это устроить, да..?