– Ты меня слышишь вообще? – развернув голову ко мне, спросил Артём. Видимо, заметил провода наушников.
Я покачал головой и вытащил один из уха, поставив воспроизведение на паузу. Вряд ли это необходимо, но раз ему так удобнее, то пожалуйста.
– Сколько времени?
– Полседьмого.
Надо будет посмотреть, во сколько он проснётся завтра и послезавтра. Я без понятия, зачем мне это нужно, но хочу. Вдруг он постоянно просыпается ближе к этому времени? Наверное, не стоит так следить за человеком, но так хоть какое-то занятие будет. Мда, не лучше ли будет найти себе что-нибудь понормальнее? А, да ну, бред какой-то. Тут такой интересный персонаж рядом, и зачем? Чтобы я не следил за ним? Ха, вот ещё.
– Заебись, блять, – недовольно прорычал он и со вздохом уселся, разворачиваясь ко мне лицом.
Подъёма ещё не было, так что было тихо. Хотя тут всегда тихо (на удивление, здесь очень хорошая шумоизоляция между комнатами), просто не было людей. Так хоть обычно из коридора что-то слышно было – как кто-то вечно куда-то ходит, что-то кому-то кричит и так далее, но сейчас не было ничего. Было даже немного странно. Хотя я просто не привык к такой тишине – что только дождь за окном шумит, и больше ничего. Хотя для воссоздания “домашней” атмосферы здесь не хватает только оров голодного кота в коридоре. Возмущения, то есть, не уместны.
Артём, от скуки, наверное, начал раздирать себе правое плечо. Мне на секунду стало слегка неудобно из-за этого – вроде, таким при людях заниматься не прилично, нет? Но Артёма это, кажется, не волновало. В целом, я мог видеть там редкую сыпь, так что можно было предполагать, что у него зуд именно из-за неё. Но он правда с таким усердием раздирал эти пятнышки, как будто кожу пытался с себя снять, вот серьёзно. И хотя это было как-то стрёмновато, я не мог заставить себя прекратить смотреть на это. Потом мне захотелось попросить у него, чтобы он разрешил мне почистить ему кожу, но было странно даже думать об этом, не то что пытаться представить, какая будет реакция в случае озвучивания предложения. Думаю, меня пошлют нахуй, окрестив приёбнутым. И не то чтобы я боялся странного статуса. Но Артёму лучше нравиться. К тому же, это очередное наваждение, и не больше, так что не стоит даже обращать на это внимание. Скоро пройдёт.
– Нормально, что я такими вещами занимаюсь?
Наверное, я слишком долго на него таращился, вот он и забеспокоился. Ну, он хотя бы подумал, что я смотрю на него из-за осуждения. А не из-за того что хочу ему.. Помочь..?
– Да.
Артём пожал плечами и продолжил, хотя он и не останавливался. Скорее всего, это его привычка, так что даже если бы это и бесило меня, было бы глупо заставлять его прекратить или запрещать делать это при мне. Нет, и всё же, я хочу попробовать.. Когда-нибудь.
– Нахуя ты фиксируешь, что принимаешь и какое у тебя давление?
Вопрос был задан слишком внезапно, а неловкость темы добавляла ситуации хуёвости. Ещё мне было интересно, о чём Артём думал и как дошёл до этого. Просто интересно на эту последовательность посмотреть. От сыпи к моим записям о моём состоянии.
– Невропатолог попросил.
Вот сдам ему это дерьмо в августе, и благополучно забью. Надеюсь, он останется доволен.
– А, – протянул Артём, с пониманием, почему-то. – А чё у тебя? С головой что-то не то?
Я сначала не понял, как он догадался, но потом, всё же, дошло – я же сам себя и спалил тем, что назвал врача. И вот надо же было так проебаться. Теряю хватку. Хотя нет, это не логично, при том, что невропатологи занимаются не только головой. И как Артём догадался?
– Вроде того.
– Что случилось?
– Ничего.
Мне не особо хотелось обсуждать с ним мои проблемы. Как бы, с еле знакомыми людьми такие вещи обычно не обговариваются, к тому же, таким, как Артём, лучше вообще много о себе не рассказывать – потом всё против тебя же и повернётся. Хотя меня он не так сильно ненавидит, но кто знает, что будет через день или два. И лучше уж помалкивать о некоторых вещах.
Он не стал настаивать, и вскоре, наконец, оставил свою руку в покое, уже всю красную и изодранную, с каплями крови в некоторых местах. Думаю, если бы там было больше чистой, свободной от краски кожи, картина была бы понеприятней, но увы, оценить было невозможно. Впрочем, выглядело и без того убого, но как будто можно было что-то с этим сделать. Мда, извожусь, прям как моя мать. Она тоже не любит такие вещи – когда что-то так сильно раздирают. Когда у меня случалось такое, она тут же пихала мне в руки вату с каким-нибудь лосьоном и отправляла протирать всё это дело. Мда, видимо, мы и тут с ней похожи.
Из-за поднятого рукава было видно кита и меч, выбитых у Артёма на плече. Я всё не мог перестать удивляться всему разнообразию. То у него “нацистские” группы, то киты, то геометрические фигуры, то какие-то горы с глазами. Просто вот что с ним не так. Не знаю, что он думает, но как по мне, всё это – слишком разные вещи, чтобы быть не то, что рядом, вообще на одном человеке. С гигантским Ктулху у него на спине это не сочетается тем более. Вот вообще никак. И я промолчу про то же перо с саблей. Слишком, кхм, возвышенно для человека, который носит с собой ножи и так себя ведёт. Ничего личного, но я считаю, что татуировки должны.. Хотя бы не противоречить образу своего обладателя. От Артёма это выглядит тем более странно. Но не смею осуждать, конечно же.
Человек, носящий с собой ножи и так себя ведущий, даже не торопился вставать, судя по тому, как он завалился на бок, и так и продолжил валяться и залипать то в потолок, то ещё куда. Шёл бы одеваться хоть. Хотя если до подъёма ещё полно времени, то пусть делает, что хочет. Это и не мои проблемы.
К восьми тридцати, как и было вчера сказано, из динамиков в коридоре заиграла музыка – что-то вроде будильника. Тут вообще часто использовали музыку в качестве предупреждений – вчера я, правда, имел честь услышать только ту, что включали как оповещение перед едой. И хотя Артём предупреждал меня вчера о местных “будильниках”, он не говорил, что всё будет настолько плохо. Специально, наверное, я почти уверен в этом.
Сам Артём слегка испугался, когда это началось, а я полез за телефоном, чтобы узнать, сколько времени – на случай, если мои часы и лагерные идут по-разному. Но, похоже, всё было нормально, и причин для беспокойства не было. Что ж..
Всё прекратилось через десять минут. Я с немалым удивлением отметил, что даже после такого у меня не начался звон в ушах – видимо, на этот раз мне прописали что-то дельное. Раз мозги начали работать ощутимо лучше. Это, я так понимаю, влияние тех больших белых таблеточек? Просто тогда надо будет узнать их название и запомнить. И впредь принимать их, когда снова с ума сходить начну. Да, теперь ещё главное не забыть об этом.
Вскоре из коридора послышался голос Жени – крики вроде “Первый отряд, подъём”. Судя по звукам, она заходила в каждую комнату, где повторяла это всё и проверяла, все ли её слышат. Я не видел в этом смысл, хотя и было понятно, что остальные не то, что не проснулись до подъёма – и сейчас подняться не могли. Отбитые, что с них взять. Хотя это же лагеря, господи – наверняка здесь нормально разговаривать до полуночи девушкам, а парням – бегать в комнаты к этим самым девушкам и сидеть там с ними. Отсюда потом и все проблемы. Нельзя же лечь спать, когда вам говорят. Конечно, у большинства режим дня сбит к херам по сути своей, и изменять его для них смысла не имеет, ну, это их дело. Я уже сам себя заебал со своим занудством о правильном образе жизни, так что не стоит даже начинать читать нотации других. При том, что я никогда не желаю этого вслух..
Женя заходила и к нам, только ушла довольно быстро. Ну, ей тут и не за чем было оставаться – раз все проснулись, и не надо было никого расталкивать с уговорами вставать и собираться. Господи, это всё так тупо. Интересно, сколько им платят? За три недели такого ада. Хотя они же сами сюда пришли, их никто сюда не гнал, и они вряд ли могут сказать, что “у них не было выбора”. И не думаю, что у них большая зарплата – тут, скорее, как с учителями и воспитателями. Либо больные какие-то, либо что-то ещё. Кто их знает.