Движения Люси были плавными, как неспешный поток воды. Она бесшумно скользила самыми носочками по траве, полностью отдаваясь танцу, ее руки создавали в воздухе витиеватые узоры, и на какое-то мгновение Нацу забыл, как нужно дышать. В волосах Волчицы, заплетенных в косу, отражался лунный свет, и несколько девственно-белых лепестков ромашек, подхваченные ветром, поднялись ввысь, окутывая образ танцовщицы.
И именно тогда, когда темно-зеленый подол ее платья плавно проделал дугу, обнажая на секунду тонкие лодыжки, когда Люси выгнулась дугой, завораживающе проведя рукой по воздуху, когда свет луны заискрился на ее длинных ресницах, Нацу настигло осознание.
Чувства приходят неожиданно. Они настигают медленно, крадучись, незаметно, но, настигая, не отпускают из своих стальных цепей.
И когда Люси выпрямилась с широкой улыбкой на лице, с восторгом наблюдая за реакцией охотника, Нацу понял, что цепи замкнулись, и обратного пути уже не было. По гроту разносилось журчанье ручья; где-то в лесу был слышен одинокий вой оборотня, а Нацу мог только слушать неровный ритм сердца, пытаясь понять, что же ему делать дальше. Волчица улыбнулась, покусывая от волнения губы и комкая в руках ткань платья.
— Вот, как-то так… - выдохнула она.
Нацу смотрел на Люси, чувствуя неконтролируемое тепло по отношению к девушке, и понимал, что это было не самым страшным. В глазах Волчицы плескалось ответное тепло. И это причиняло боль намного более сильную, чем раны, полученные от разгневанного Альфы. Они не могли быть вместе. Луна, Мена или кто бы то ни был, не позволяли им даже прикоснуться друг к другу. Им было суждено молчать, таить в глубине своих сердец это чувство, и никогда так и не осмелиться сказать их вслух. Потому что будет только больнее.
— Ты, — улыбнулся Нацу, хотя глаза его оставались покоренными горечью осознания. — Была прекрасна.
Если бы она была человеком, он бы обязательно сорвал для нее несколько ромашек, вплел бы их ей в волосы и позволил себе сорвать с алых губ поцелуй.
Если бы он был оборотнем, он бы пришел к отцу Волчицы и, склонив голову, попросил руки Люси. Они бы танцевали под лунным светом, лежали бы на прохладной траве и считали бы здесь, в гроте, звезды, которые были видны на темном небосводе.
Но история не терпит сослагательного наклонения.
Он не был оборотнем. Она не была человеком.
Стена стояла между ними непреодолимой преградой, и Нацу принял для себя решение. С наступлением полнолуния он украдет Волчицу с клеймом Полной луны и навсегда покинет эти земли. Чтобы не позволить этим чувствам стать сильнее.
Поэтому ему стало легче, когда за три дня до полнолуния Люси сказала:
— Во время полнолуния я буду со стаей. Это наша традиция, — ее голос был глух, будто она понимала, что собирался сделать Нацу. — Мы не контролируем себя в эту ночь, поэтому тебе лучше выпить маскирующее зелье, чтобы ни один из оборотней не напал на твой след. В обычные дни мы не часто гуляем по лесу. В полнолуние же кто-то может набрести на это место. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
Нацу кивнул, внутренне шепча, что он и так не будет в полнолуние отсиживаться здесь. Люси грустно улыбнулась, с секунду будто на что-то решаясь, и Нацу удивленно посмотрел на девушку, когда она протянула ему небольшой сверток.
— Я… я хотела, чтобы у тебя было что-то в память обо мне, — прошептала Волчица. — Я понимаю, что рано или поздно ты окончательно поправишься, а я обучусь магии, и тебе нужно будет вернуться домой. Не уверена, что после этого мы с тобой встретимся, поэтому вот, — Нацу распаковал подарок. В его руках оказался белый шарф с серебристыми драконьими чешуями. Шарф был теплым и неуловимо пах лечебными травами и цветами. Он пах Люси. — Я сама его связала. Надеюсь, он будет напоминанием тебе о том времени, что ты пробыл здесь. Вспоминай журчание ручья, треск огня, ночной небосвод, ну… и меня.
Нацу сжимал в руках чешуйчатый шарф, чувствуя, как что-то обрывается внутри него. И взгляд Люси, такой понимающий, такой искренний, наполненный той же болью, которую чувствовал он, говорил ему о многом.
«Храни его, как память обо мне. Нам не суждено быть вместе, но надеюсь, что ты сможешь обрести счастье без меня».
«Не смогу».
«Знаю. Но постарайся и, прошу, не прощайся».
Охотник улыбнулся, накинув шарф на шею. Аромат Люси стал сильнее.
Он встретился взглядом с Волчицей, тихо прошептав:
— Спасибо.
До полнолуния осталось три дня. И каждый из них знал, что их пути разойдутся. Только сердце не слушало доводы разума, желая остановить время, и оставить двух влюбленных навечно в гроте с тихим журчанием ручья и серебристым светом Луны.
***
«Оборотни были рождены от лунного света в день Полной Луны. Они выбрались из Священного Озера, и стала Земля их родным домом.
Одарил их Лунный Свет силой и скоростью, и сказала Мена, богиня ночного светила, что отныне Дети Луны будут жить стаями и ничего важнее семейных уз не будет в их жизни. Разделила она рожденных от Лунного света на четыре стаи, и сказала:
— Нарекаю я первую стаю именем тануки, и будут они искусны в разных рукоделиях. Легенды будут ходить об их мастерстве.
Да было так. Тогда Мена вновь взмахнула рукой.
— Нарекаю я вторую стаю именем кицунэ, и будут они мастерами в хитрости и сноровке. Никто не будет им равен в этом.
Да было так. Мена обернулась, вновь заговорив:
— Нарекаю я третью стаю именем аниото, и дарую им скорость и силу. Будут они искусными охотниками и верными стражами, и никого сильнее их не будет знать мир.
Да было так. Тогда Мена посмотрела на последнюю стаю, и улыбка тронула ее лицо.