- Ты разрешишь? - отвлёкшись от своих раздумий, Драко обнаружил, что гриффиндорец уже открыл свои невозможные глаза и смотрит на него с такой надеждой, с какой ребёнок просит конфету перед обедом у строгой матери.
- Конечно, милый, делай, что считаешь нужным, - мягко ответил Драко.
Гарри с размаху пришлёпнул раскрытую ладонь к ключице блондина, видневшейся в распахнутом вороте рубашки. Несильный удар оказался не болезненным, но странно-жгучим, словно центр ладони Гарри был раскалён, как железо. Блондин вскрикнул от неожиданности, но Гарри проворно наклонился к шее Драко и чётко проговорил:
- Pictora Orno Protegere Extra Maxima!
- Это прозвучало великолепно, любовь моя, - с любопытством встрял Драко. - А что это значило, если не секрет? Я понял только после Проте-что-то-там.
- Любуйся, - Гарри отнял ладонь.
Драко призвал зеркало и посмотрел на свою всё ещё пылающую левую ключицу. Там, к его удивлению, не было ожога, зато было изображение крошечного василиска, такое натуральное, будто древнее чудовище, уменьшенное в сотни раз, собственной чешуйчатой персоной разлеглось на белой коже.
- Он будет защищать тебя от всего, что может тебя отравить или причинить боль, - горделиво сообщил Гарри. - Проклятия будут отлетать от тебя, а яд в чашке нейтрализуется - на то это и василиск. Кроме того… ваша слизеринская символика… тебе должно понравиться.
Драко довольно замурлыкал, несмотря на то, что кожу ещё слегка припекало, и уложил Гарри навзничь.
- Ты знаешь, что я люблю тебя? - шепнул блондин и поставил на нежной шее Гарри порядочный засос.
- Я что-то такое слышал, - задумчиво сказал Гарри, подставляя тело ласкам. - Может, ты попробуешь втолковать мне действиями? Мы, гриффиндорцы, порой не понимаем теоретических объяснений…
- О да, вы - практики, - согласился Драко, чувствуя бедром, НАСКОЛЬКО практики.
Гарри лишил его возможности говорить дальше, опрокинув на спину и внезапно зацеловав до умопомрачения; у Драко и вправду что-то помутилось в уме, и всё перестало иметь значение, кроме этих губ, горячих, нежных, сладких… Гарри редко так рьяно брал на себя инициативу и оказывался сверху, но каждый такой раз заставлял Драко плавиться от удовольствия и сходить с ума едва ли не больше, чем когда блондин сам бывал сверху. Принадлежать Гарри, чувствовать его внутри себя, отдаваться целиком, всем телом подаваться навстречу, требовать:
- Ещё, ещёещёещё!… Гарри-и-и-и-и-и-и-и-и...
Быть может, Драко так любил принадлежать Гарри потому, что боялся: не он один в будущем испытает это блаженство. И, отдаваясь Гарри так отчаянно, как никому прежде, блондин словно утверждал, как оно всё должно быть: он и Гарри. Гарри и он. Они принадлежат друг другу. И никто третий, никогда, на за что…
- Га-арри…
- Дра-ако!..
Они долго ещё лежали, обнявшись, с закрытыми глазами и соприкасаясь в неподвижном поцелуе. Драко боялся даже вздохнуть неровно, чтобы не нарушить очарование момента, и дождался, пока Гарри уснёт, чтобы расцепить объятия вокруг лёгкого, как пёрышко тела (слизеринец мысленно поклялся себе следить за тем, чтобы Гарри ел больше, чем полудохлая осенняя бабочка, и подключить к этому делу Добби - пусть в Хогвартсе на обедах присматривает за преподавателем ЗОТС) и призвать плед, пергамент, перо и чернила. Укрыл Гарри пледом и принялся, сев на полу по-турецки, составлять официальное письмо-заявление в Лондонский Магический Университет.
* * *
- Гарри-и! - не сдержавшись, слизеринец, штудировавший свою утреннюю почту, пока гриффиндорцу досталось сомнительное удовольствие кормить вечно голодного Уробороса, подпрыгнул почти до потолка кухни. - Ура-а-а!! Меня приняли вУниверситет!
- И вовсе незачем так орать, - критично сказал Гарри, пытаясь удержать губы от расползания в дурацки-счастливую ухмылку (зачем, собственно, он их вообще удерживал, ему и самому было неясно); от вопля счастливого Малфоя совиное печенье выпало из дрогнувших рук Героя Магического мира и успешно рассыпалось по всему полу. - Можно подумать, кто-то сомневался.
Гарри обнял радостного Драко и осторожно поцеловал сияющие глаза, как никогда похожие на расплавленное серебро. В последнее время Драко редко был таким беззаботно-счастливым. Гарри и припомнить не мог дня, чтобы ему не пришлось разглаживать губами вертикальную морщинку между светлыми бровями.