То чем занимаешься нужно в первую очередь любить и чувствовать сердцем, так и с картами Таро — к ним нужно относиться как к живым существам, как к живым источникам познания мудрости, только тогда они станут для человека незаменимым советчиком, союзником и проводником во всех жизненных путях. Если же человек пренебрегает картами работая с ними в скверном расположении духа, он не только не получит ответ на задаваемый вопрос, но и навредит себе, если же просто относится не уважительно, то глуп человек, не от знания, а от незнания. Следует помнить, что карты Таро это мощная энергия, сила которой может быть как созидательной, так и разрушительной, и нужно быть достаточно сильным духом, что бы направлять эту энергию в правильное, творящее русло, следовать законам Вселенной, и тогда она приоткроет истинному искателю занавесу своих сокровенных тайн.
ПОДВИГ ВЫСШЕГО СМИРЕНИЯ
Кто самая презренная, самая греховная фигура евангельской истории?
Иуда-предатель.
Как же этот человек достиг такой степени падения — из апостола стал сугубым злодеем?
Этот вопрос занимал многие пытливые умы, тем более что в Евангелии отсутствует какая бы то ни было психологическая мотивировка отступничества Иуды. И некоторых озаряло: но ведь роль Иуды в евангельской драме была предопределена! Его предательство было необходимо для подвига Христа! Значит, он злодей по велению свыше невольная (при активном участии Сатаны) жертва Божественного промысла…
Впервые эта точка зрения возникла уже во II веке — и нашла немало последователей: гностическая секта каинитов толковала предательство Иуды как исполнение высшего служения, предписанного самим Христом; в средние века эти же воззрения исповедовали секты манихеев и богомилов; возникшие в этот период апокрифические легенды пытались объяснить феномен предательства Иуды роковым стечением обстоятельств, преследовавших его с самого рождения. В начале XIX века на защиту Иуды встал викарий парижского собора Нотр-Дам Эжже, визионер, последователь шведского мистика Сведенборга. В книге «Подлинный Мессия» (1829) он доказывал, что Иуда погубил душу, содействуя спасению мира. Сочувственно воспринял эту мысль Анатоль Франс (сборник «Сад Эпикура», 1894). «Без Иуды чудо воскрешения не совершилось бы», — считал он. Пытались реабилитировать Иуду немецкий драматург Карл Вейзер (книга «Иисус», 1906) и шведский писатель Тор Гедберг («Иуда», русский перевод — 1908).
В начале XX века эти еретические идеи дали всходы и в России. В 1896 году эссе «К легенде об Иуде-предателе» напечатал в Харькове С. В. Соловьев, в 1905 году в Москве вышла в свет драма в стихах Н. Н. Голованова «Искариот». Почти одновременно подошли к творческому осмыслению этого образа Л. Н. Андреев, М. А. Волошин, С. С. Кондурушкин, А. М. Ремизов. Особенно глубоко и долго был захвачен этой темой Максимилиан Волошин.
Уже в 1900 году, присутствуя на представлении знаменитой мистерии в баварском селении Обераммергау, он сетовал, что исполнитель роли Иуды не постарался «вникнуть в действительную сущность этого сложного типа». Однако первое упоминание о неканонической трактовке евангельского образа мы находим лишь в сентябре 1906 года. Сообщая жене, М. В. Сабашниковой, о состоявшемся 22 сентября четырехчасовом разговоре «обо всем самом важном» с Вячеславом Ивановым, Волошин перечисляет: «об индивидуализме, об оккультизме, об Дионисе, об Иуде». Понятно, что обычная трактовка Иуды вряд ли могла заинтересовать Иванова, тем более что Волошин подчеркивал: многое из высказанного им было для собеседника ново.
17 декабря 1906 года поэт изложил свой взгляд на роль Иуды на квартире В. В. Розанова, в присутствии философа Н. А. Бердяева, музыковеда В. Ф. Нувеля, священника-расстриги Г. С. Петрова, писателя А. М. Ремизова. «Был очень шумный спор, — писал Волошин на другой день жене. — На моей стороне были Розанов и Ремизов. Против Григорий Петров. У Ремизова есть легенда о таком Иуде». В это время Волошин жил на квартире Вячеслава Иванова и находился под его сильным влиянием. Он работал над темой «Пути Эроса»: писал мистический комментарий к «Пиру» Платона. 27 февраля 1907 года он выступил с лекцией в московском литературно-художественном кружке, которую завершил легендой об аббате собора Нотр-Дам, молившемся за Иуду, и дал такое истолкование мучившему его образу: