Императоры Александр III и Николай II сделали выбор в пользу промышленного переворота в России, в пользу вывода страны в индустриальные лидеры мира. Это был осознанный и трудный выбор, который требовал порвать с инерцией тогдашнего «народнического» антииндустриального консенсуса.
«Александр III сознавал, что Россия может сделаться великой лишь тогда, когда она будет страною не только земледельческой, но и страной промышленною, что страна без сильной обрабатывающей промышленности не может быть великой… Он твердо настаивал на введении протекционистской системы, благодаря которой Россия ныне обладает уже значительно развитой промышленностью и недалеко то время, когда Россия будет одною из величайших промышленных стран», — писал С.Ю. Витте.
Современные авторы умеренно либерального направления, как М.А. Давыдов, автор впечатляющей монографии «Двадцать лет до великой войны. Российская модернизация Витте-Столыпина», признают, что промышленный рывок дореволюционной России был исключительно мощным, опровергают многие застарелые мифы о российской отсталости. Но, в то же время, упорно хотят окрестить эту индустриализацию «по министрам». Невозможно отрицать громадный вклад С.Ю. Витте (при всей неоднозначности его фигуры) и П.А. Столыпина (безусловно национального героя). Но все-таки, как только царский фактор выносится за скобки, концы перестают сходиться с концами. Давыдов говорит о «не лишенной элементов мистики истории возвышения Витте» и о «чуде Витте».
Этим чудом, как и чудом Столыпина, была на деле воля самодержцев, твердо решивших, что Россия должна быть в числе передовых индустриальных держав мира. А вот постоянная политическая нестабильность в стране в начале ХХ века была во многом виной самого Витте, чьи амбиции не укладывались в логику командной работы с Государем и его министрами — и именно Витте многое сделал для того, чтобы подорвать политическую стабильность, бывшую непременным условием индустриализации.
«Император Николай II был сторонником индустриализации и поддерживал политику протекционизма», — отмечает биограф императора П.В. Мультатули. Индустриалистская позиция императора Николая II сформировалась во многом под влиянием его учителя — Н.Х. Бунге, многолетнего министра финансов Александра III, сумевшего нормализовать государственный бюджет. «Он считал необходимым укрепление индивидуальной крестьянской собственности на землю; привлечение «фабричного люда» к участию в прибылях частных предприятий; расширение прав местных выборных учреждений… Бунге предлагал оказывать всемерную поддержку переселению крестьян в Сибирь При этом он был противником любых «конституционных экспериментов». Во многом благодаря «завещанию» Н.Х. Бунге («Загробные заметки») Николай II поддержал программу С.Ю. Витте, ориентированную на рост отечественной промышленности».
Большевизм фактически похитил у «царизма» его повестку, присвоив себе и индустриальные достижения, и индустриальную философию, которой, якобы, «полусредневековые» самодержцы не понимали и не развивали. Паразитируя до середины ХХ века исключительно на царских индустриальных достижениях и артефактах, сравнимых с которыми создать просто не могли, они в то же время упражнялись в инвективах по адресу «отсталого» царизма.
«Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой» — гласило приписываемое Черчиллю популярное изречение (это искаженная цитата из статьи троцкиста Исаака Дойчера: «Сталин принял Россию с деревянными плугами, а оставил оснащенной ядерными реакторами»). На деле это Александр III принял Россию с сохой. Николай II вынужденно покинул её с бомбами, которые несли врагу тяжелые бомбардировщики Игоря Сикорского «Илья Муромец». Модель ИМ-Е-1 нес уже полторы тонны бомб. Не будь история русской монархии и индустриальное развитие России насильственно прерваны в 1917 году, бомба, несомая «летающими крепостями» Сикорского, к 1949 году с гораздо меньшими издержками стала бы атомной.
НИКОЛАЙ II. ЦАРЬ-ПОБЕДИТЕЛЬ
Цареубийство в ночь с 16 на 17 июля 1918 года было для России нравственной, метафизической и политической катастрофой, значения которой мы до сих пор не осознали в должной мере и на исправление последствий которой (если только подобное исправление вообще возможно) уйдет не одно столетие.
У этой катастрофы есть нравственная и юридическая сторона, даже если отвлечься от высокого звания убитого. Без предъявления обвинения и суда группой частных лиц, именовавших себя представителями исполкома Уральского совета (то есть структуры, независимо от ее политической оценки, не бывшей и не могшей быть судебной инстанцией) тайно ночью в подвале была убита пожилая чета, четверо девушек на выданье, подросток-инвалид, а также группа добровольно сопровождавших их лиц — врач, повар, слуги… Трупы попытались уничтожить, чтобы скрыть преступление. Произойди подобное в наши дни в любом городе России, и пресса неделями бы обсуждала громкое убийство, совершенное, видимо, каким-то маньяком или бандой