Недомыслие Султан-Галеева проявлялось в следующем. В своих сепаратистских фантазиях он не думал, как и за счёт кого будут жить отделившиеся народы.
ЦК партии большевиков подошел к этому вопросу более глубоко. Нужно сохранять единое, пусть и с автономиями, государство, чтобы освобожденные народы могли жить за счёт русских. В форме СССР, построенного на месте Российской Империи, был создан механизм эксплуатации русской нации прочими. При этом национальное самосознание русских должно было подавляться, а всех остальных – развиваться. Вместо банального роспуска империи большевики придумали, казалось, более работоспособную модель Красного Чингисхана, который берет обильную дань с «урусов».
«Мы, — говорил Н.А. Бухарин, — в качестве бывшей великодержавной нации должны поставить себя в неравное положение в смысле ещё больших уступок национальным течениям». Фактически СССР мыслился его создателями как тюрьма для русского народа, где он отбывает наказание за Российскую Империю, объявленную «тюрьмой народов».
Произошла консолидация режима эксплуатации русских новым государством. Красный Чингисхан брал с «уруса» дань во всех её формах, что не устраивало даже многих русских партийцев. Глава советского правительства Рыков был уволен со своего поста после заявления, что «считает недопустимым, что другие народы живут за счёт русского мужика».
Разумеется, идеологическая мысль русской интеллигенции работала над восстановлением национального единства, пыталась навести мосты между расколовшимися русскими мирами.
Популярна была в Советской России и эмиграции идеология «сменовеховства», призывавшая всех патриотов работать на СССР не как на большевистскую диктатуру, а как на общую Родину, дом русской нации, ожидая постепенной национальной трансформации, коренизации большевизма. Эта идеология удерживала значительную часть русских кадров от эмиграции и поддерживала их желание трудиться на Родине, надеясь на лучшие времена.
«Национализм русский стал нарастать, усиливаться, родилась идея сменовеховства, бродят желания устроить в мирном порядке то, чего не удалось устроить Деникину, т. е. создать так называемую “единую и неделимую”. В связи с нэпом во внутренней нашей жизни нарождается новая сила – великорусский шовинизм, гнездящийся в наших учреждениях, проникающий не только в советские, но и в партийные учреждения, бродящий по всем углам нашей федерации… Местные шовинизмы, конечно, не представляют по своей силе той опасности, которую представляет шовинизм великорусский», – предостерегал однопартийцев Иосиф Джугашвили (Сталин) на XII съезде РКП(б).
В 1929–1930 гг. Сталин мощно ударит по этим «сменовеховцам». Национальная интеллигенция будет уничтожена или запугана в ходе «академического дела», «дела славистов», шахтинского процесса, процесса Промпартии, дела «Трудовой крестьянской партии», дела против военспецов «Весна». Больше уже никто не будет надеяться, что СССР – это всё та же Единая и Неделимая Россия.
1920-е – начало 1930-х – период максимального расцвета русофобской пропаганды под большевистскими лозунгами. В порядке вещей были публикации в «Правде» (13 августа 1925 г.): «Русь! Сгнила? Умерла? Подохла? / Что же! Вечная память тебе. / Не жила ты, а только охала / в полутёмной и тесной избе», – писал некий Александровский. «Устои твои / Оказались шаткими, / Святая Москва / Сорока-сороков! / Ивану кремлевскому /Дали по шапке мы, / А пушку используем / Для тракторов», – это уже некий Иван Молчанов.
В 1928 году в Севастополе был уничтожен памятник адмиралу Нахимову, как оскорбляющий чувства заходящих в порт турецких моряков. В 1932-м Наркомпрос постановил передать «Металлолому» памятник генералу Раевскому на Бородинском поле как «не имеющий историко-художественного значения». Была перелита петербургская триумфальная колонна в честь победы под Плевной, созданная из 140 трофейных пушек.
Под эту практику исторического нигилизма, систематического унижения национального чувства русского народа, подводила теоретический фундамент историческая школа главного большевистского историка Михаила Покровского, рассматривавшая историю России «от историка Карамзина до вредителя Рамзина» (как выражался Демьян Бедный) как историю «тюрьмы народов», а национальных героев – как прислужников царей и торгового капитала.
Национальное государство для Покровского равнялось внеклассовому государству, а потому, настаивал историк-марксист: «Не так важно доказать, что Иисус Христос исторически не существовал, как то, что в России никогда не существовало внеклассового государства».