Французы, в итоге заняли огромную территорию в северной и центральной, Африке, первую по площади, но её большую часть составляла пустыня Сахара.
К этой территории еще прилагался Мадагаскар, остров восточнее Африки, населенный мальгашами, народом близким к полинезийцам. Хотя там существовало своё вполне эффективное государство французы со страшными жестокостями оккупировали остров и превратили его в колонию.
Английская и французская системы колониального управления были антиподами. Начиналась всё одинаково – европейцы силой навязывали африканцами договоры о протекторате. Не желавших, чтобы их «защищали» начинали убивать.
А вот дальше аристократы англичане предпочитали делать ставку на традиционную племенную верхушку африканцев и старались управлять через неё. Колониальный администратор Нигерии Фредерик Лугард разработал целую систему, лугардизм, предполагавшую запрет на вмешательство европейцев в жизнь традиционных обществ. Европейцам было запрещено ночевать в африканских кварталах, а африканцам в европейских. Больше всех Лугард ненавидел европейски образованных африканцев, которые оторвались от своих племен и слишком много о себе воображали.
Республиканцы французы действовали строго противоположным путем. При первой же возможности они старались разрушить африканские порядки и традиции, навязывали свою систему образования, так что африканские дети учили в школе «Наши предки галлы были высокими, голубоглазыми и светловолосыми». Французы приветствовали межрасовые отношения – знаменитый губернатор Сенегала Федэрб, с которого и началась французская экспансия в черной Африке, женился на юной сенегалке. Он же создал части сенегальских стрелков, с помощью которых французы и вели свои завоевания.
Английская концепция колониализма предполагала, что англичане «помогают развиваться» традиционным африканским обществам. Французская подразумевала, что африканцы включаются как граждане и усваивают великую французскую культуру. И тот и другой подход подразумевали беспощадную эксплуатацию колоний и уничтожение тех, кто в установленные колонизаторами порядки вписываться не хотел. Но и английская и французская модель побледнели, когда на сцену выступил бельгийский король Леопольд, захвативший Конго. Самые отважные путешествия по Африке привели к самому страшному финалу…
С момента распространения хинина, вглубь Африки потянулись экспедиции, имевшие теперь хотя бы некоторый шанс не погибнуть. Самым знаменитым исследователем стал Дэвид Ливингстон, английский миссионер, начавший свой путь в Южной Африке.
Он конфликтовал с рабовладельцами бурами, ненавидел арабских работорговцев, и убежден был, что Африке нужны три вещи «Христианство, Коммерция и Цивилизация». Ливингстон не просто исследовал внутренние районы южной части Африки, решая географические загадки. Он стремился помочь африканским племенам перейти с работорговли на просто торговлю.
С этой целью он совершил грандиозный трансафриканский переход из центра континента до западного побережья, а затем с западного побережья на восточное. Снарядить экспедицию Ливингстону помог юный вождь племени макололо – Секлету, заинтересованный в том, чтобы найти для своего племени торговые выходы к морю. Самая знаменитая экспедиция по Африке была снаряжена, таким образом, самими африканцами.
И это не был единичный случай – к настоящим исследователям африкнаские вожди и цари чаще всего относились дружелюбно, помогали продуктами, отправляли охрану, иногда сами отправлялись за компанию с путешественниками. С ненавистью относились к тем, в ком чувствовали захватчика.
Впрочем грань между путешественником и колонизатором была, порой, неуловима. Это доказал Генри Мортон Стэнли – живший в США авантюрист и журналист из Шотландии, получил от газеты «Нью-Йорк-Геральд» задание найти пропавшего в очередной экспедиции в глубине Африки Ливингстона. Финансирование экспедиции было просто шикарным.
И вот Стэнли нашел изможденного Ливингстона, вынужденного путешествовать в компании ненавистных ему арабских работорговцев. 3 ноября 1871 года встретившиссь с единственным европейцем на многие тысячи километров вокруг, Стэнли манерно приподнял шляпу и сказал, точно на лондонской улице: «Доктор Ливингстон, я полагаю».