По результатам боёв 1914 – 1915 годов на фронтах сложилась ситуация, которая называется позиционной войной. Обе стороны закопались в траншеи, были построены большие укреплённые линии. Есть достаточно неплохой фильм «1917», посвящённый событиям данного года на Западном фронте. Сюжет там, конечно, довольно глупый – про двух английских солдат, которые должны доставить приказ командования, но очень красивая атмосфера. Этот фильм великолепно передаёт атмосферу тех боёв, там показана вся эта выжженная, совершенно уничтоженная земля, абсолютная безысходность... два хоббита, которые перебираются через этот Мордор... Значительная часть этого образного ряда, который возник у Толкина, берёт своё начало в окопах Первой мировой войны, где он принимал участие в войне.
Никакие наступления, практически, долгое время не удавались, особенно на Западном фронте. Расстояния там были не очень большие, плотность войск – очень высокая, соответственно, как только одна сторона бросала пехоту и артиллерию в наступление, то другая сторона в то же самое время к этому участку подвозила резервы. Вдоль фронта строились рокадные железные дороги, обеспечивавшие высочайшие сроки прибытия резервов для закрытия прорыва. В результате, скажем, при обороне Вердена и в битве на Сомме, сравнительно успешных для союзников, погибло и было ранено в каждой около миллиона человек.
Масштабы этого стратегического тупика на Западном фронте были воистину чудовищными. При этом никакие обходные маневры тоже до времени не удавались. Здесь активно применялась одна из самых мучительных придумок накануне Первой мировой войны – колючая проволока. Изначально она была придумана в Америке для того, чтобы скот не разбегался (из-за чего стали не нужны ковбои) – а потом пригодилась на фронте и в концлагерях (придуманных, напомню, Британией во время Англо-бурской войны и применённых против мирного бурского населения). В итоге на Западном фронте всё превратилось в толкание – долгое время, на очень незначительных территориях, с огромными потерями, с огромными расходами снарядов, с совершенно чудовищной и депрессивной атмосферой, которая там царила.
Инфернальное впечатление на всех участников производили газовые атаки, которые особенно активно применяли немцы у которых была высокоразвитая химическая промышленность. Один из самых знаменитых в истории пострадавших в химических атаках – немецкий ефрейтор Адольф Гитлер. По этому поводу даже родилась легенда, что Гитлеру была так отвратительна химическая война, что немцы в ходе Второй мировой войны не применяли газов. На самом деле немцы применяли газы там, где им это было удобно, например против защитников Аджимушкайских каменоломен в Крыму. Ну и самые знаменитые случаи применения нацистами газа все тоже помнят. У Германии было опаснейшее новое химическое оружие – зарин. Однако союзники тоже могли ответить газами, а у самих немцев не было средств защиты от своих же газов, поэтому на газовую атаку Германия не пошла.
А самой знаменитой газовой атакой в истории стала атака немцев 24 июля 1915 года на русскую крепость Осовец в Польше, закончившаяся знаменитой контратакой – «Атакой мертвецов». «Я не могу описать озлобления и бешенства, с которым шли наши солдаты на отравителей-германцев. Сильный ружейный и пулемётный огонь, густо рвавшаяся шрапнель не могли остановить натиска рассвирепевших солдат. Измученные, отравленные, они бежали с единственной целью — раздавить германцев. Отсталых не было, торопить не приходилось никого. Здесь не было отдельных героев, роты шли как один человек, одушевлённые только одной целью, одной мыслью: погибнуть, но отомстить подлым отравителям… Германцы не выдержали бешеного натиска наших солдат и в панике бросились бежать. Они даже не успели унести или испортить находившиеся в их руках наши пулемёты» - писал очевидец этой атаки.
Ужас перед химической войной выражает знаменитое антивоенное стихотворение Уилфреда Оуэна, погибшего за неделю до подписания перемирия в котором он отвергает старую римскую формулу «Сладостно и почетно умереть за Отечество»:
И если б ты в удушливом кошмаре
Шла за телегой той, где он лежал,
И видела глаза на страшной харе,
Раздавшейся, как дьявольский оскал,
И если б слышала, как харкал кровью
Из легких, если б знала о плевках,
Как рак, отвратных, мерзких, как коровье