Но и лаборатория, и предопложительно человеческая женщина в ней были объективной реальностью. И реальность эта здорово не радовала Ульвара. Чем-то очень нехорошим несло как от всей истории, так и от лежащей на его плече… спящей красавицы. Оставалось надеяться, что группа лабораторных крыс разберётся, где подвох. А если подвоха не найдут здесь, придётся отправить находку на Терру, чтобы там её мозг разобрали на нейроны, а тело — на атомы.
В то, что подвоха в случайной находке нет, трибун Наказатель не поверил бы никогда.
Карцер, совмещённый с исследовательской лабораторией, представлял собой блок из восьми небольших модулей, атмосферу в каждом из которых можно было регулировать индивидуально. Использовались эти помещения не только для содержания пленных, но и как мера дисциплинарного взыскания, налагаемая на солдат или обслуживающий персонал. И если космодесантники сюда не попадали никогда, то техники и прочие вспомогательные службы — запросто.
Дело было не в том, что космодесантники были более дисциплинированными. Просто допустимые уставом щадящие меры воздействия на них не действовали совсем, а применять калечащие методы… Право слово, проще сразу расстрелять. Они и так в большинстве своём находились не вполне в ладах с головой, но тот сдвиг был тщательно выверенный и в нужную сторону. А если влезть кривыми офицерскими карающими ручищами в тонкую настройку, выполненную гениальными психологами, и боги не расскажут, что и куда сдвинется в бедовой голове. А кому нужен непредсказуемый психопат в титанидовой броне с тяжёлым энергоном в руках?
В один из таких модулей и сгрузил свою ношу Ульвар сын Тора, сопровождаемый Нобоюки Исикавой, всем своим видом выражавшим почтение и послушание.
— Она была в лаборатории, в стеклянной банке, вот в таком виде, — нашёл нужным пояснить Наказатель, выходя за ямато из модуля. — Оборудование из той лаборатории мы привезли почти всё, за исключением генераторов и коммуникаций, но с этим, думаю, разберётесь. По предварительной оценке эксперименты над ней проводили циаматы, но около пяти лет по Терре назад почему-то бросили лабораторию, прихватив кое-что из оборудования, но оставив её. А хильтонцы, получившие базу по наследству, понятия не имели, что это такое.
— Хм, — тёмные брови Исикавы удивлённо взметнулись. — Предполагаете, это мог быть подарок именно нам с тем расчётом, что мы отвоюем свою бывшую колонию? — задумчиво проговорил он.
— Тоже вариант, — пожав плечами, обтекаемо отозвался Ульвар. — Препарируйте. Только пока не попортите образец. Вот когда все неразрушающие методы исследования исчерпаете, тогда можно будет приступить к трепанации.
— Разумеется, чёрный трибун, — почтительно склонился ямато. Первый шок у учёного уже прошёл, и теперь он был целиком и полностью на стороне абсолютовой паранойи. И даже украдкой поблагодарил сиятельную Аматэрасу за то, что трибун Наказатель легиона Гамаюн — такой подозрительный и глубоко циничный субъект.
А Ульвар сын Тора с чувством выполненного долга направился в каюту. Ему предстояло важное дело: раздача «слонов» и звездюлей по результатам проведённой операции. Трибуна Наказателя всегда радовал этот процесс. Точнее, это было чувство, близкое к незнакомому норманну родительскому умилению: наблюдать, как центурионы расхваливают своих бойцов, а то и бойцов других центурий, восхищаясь реальными и надуманными подвигами. Всем хотелось поддержать рядовых бойцов, делающих самую грязную и опасную работу. И в такие моменты Ульвар как никогда чувствовал себя человеком, то есть — одним из многих и одновременно частью какого-то большого целого, устремлённого к единой цели. Это было приятно, но случалось очень редко. В остальное время сына Тора от этих героических офицеров отделяло две с половиной сотни лет, тысячи прошедших перед глазами чужих жизней, бездна собственного опыта и сформировавшийся на основе всего этого океан безразличия, граничащего с цинизмом.
Перед важным делом стоило совершить определённый ритуал: раздеться, несколько минут постоять под душем с омега-лучами, побриться и надеть свежую форму, поскольку сразу за выяснением (в войсках Империи не любили волокиты) должно было последовать награждение. И каждое из этих действий доставляло норманну определённое удовольствие.
Десантную титанидовую броню Ульвар действительно искренне любил и каждый раз вспоминал добрым словом конструкторов, придумавших это простое (без электронной начинки и мышечных усилителей, абсолюты в них не нуждались) и такое полезное устройство. Во-первых, процесс надевания. При сноровке можно было самостоятельно облачиться в доспехи за пару минут, а при отсутствии спешки процесс прилаживания и закрепления сегментов брони превращался в действие почти медитативное, позволяющее успокоить горящие предвкушением нервы и придать разуму необходимую холодную отстранённость. Во-вторых, в ношении титанидового доспеха был только один минус: его приметный цвет. В остальном — сплошные плюсы. Идеально подогнанный под особенности конкретного бойца, он не стеснял движений, давал действительно серьёзную защиту и включал в себя множество «приятных мелочей», полностью заменяя исследовательский скафандр полной защиты при значительно превышающем уровень этого скафандра удобстве. Ну, и, в-третьих, ощущение, когда привычная до полной незаметности тяжесть брони выпускала тело из своих крепкий тисков, было подлинным наслаждением. В первые минуты казалось, что вышел из строя гравитационный компенсатор, и корабль погрузился в невесомость.