Ночью пылали костры, гудели диджериду, звучали песни, сопровождаемые аккомпанементом палок. Мы танцевали лунггур и бунггал, веселые, развлекательные корробори, совершенно не похожие на громоздкие танцевально-вокальные представления — символический кунапипи и праздник возрождения ябудурава.
Я страдал от насмешек друзей и от уколов собственного самолюбия из-за того, что никак не мог научиться играть на диджериду. Этот полый кусок дерева длиной шесть футов, шириной три дюйма считается традиционным музыкальным инструментом всех австралийских аборигенов. На самом деле это не так. Диджериду — исконная принадлежность племен к северу и западу от реки Ропер. Что же касается алава, мара, анула и гарава, то они поют и отбивают ритм палками. Для нас диджериду — инструмент чужеземный. Тем не менее с тех пор как он попал сюда, мы широко пользуемся им во время танцев.
Некоторые мои друзья, более способные, чем я, научились играть на диджериду за пятнадцать минут. Я же только пыхтел, стонал, рычал, дул и хрипел. Я извлекал из инструмента негармоничные звуки, смешившие до слез моих друзей, но, как ни старался, не мог выжать из него даже самой простой мелодии.
Чтобы играть на диджериду, надо уметь управлять своим дыханием. Правда, если приложить губы к мундштуку, а языком регулировать поток воздуха, чтобы извлечь отдельные звуки, можно произвести некоторый шум, но ведь вся прелесть диджериду в его певучей мелодичности, напоминающей орган. Ее же можно достигнуть, только вдыхая и выдыхая одновременно.
Попробуйте-ка разок, только смотрите не задохнитесь!
Я практиковался от рассвета до темноты: тайком уходил в лес, чтобы скрыться от насмешек и осуждения друзей. Они выслеживали меня и смеялись еще больше.
Специалисты подробно объясняли мне, что надо делать. Я точно следовал их указаниям. И каждый раз чуть не умирал от удушья.
Так я и не выучился играть на диджериду и всю жизнь чувствовал себя из-за этого униженным. Да и сейчас играю не лучше, чем в детстве, когда впервые взял диджериду в руки. Аборигену стыдно признаваться в этом. Тем не менее это так.
Я рад, что диджериду, по сути дела, не инструмент алава, иначе меня ждали бы не насмешки, а бесчестие. Кроме того, многие мои способности компенсировали этот недостаток. Я лучше всех бросал копье. Я бегал, как собака динго. Я хорошо ездил верхом. И еще мальчиком начал учиться тому, что умеют делать белые люди.
Вооруженный таким образом, я и сам мог насмехаться над насмешниками.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Увы, даже беззаботная жизнь маленького кочевника не ограждена в наши дни от настойчивых требований цивилизации, тяжким бременем лежащих на нас.
Вскоре после инициации я в один прекрасный день узнал, что мне придется посещать школу.
Каждый, кто помнит, какой пыткой оказался для него первый день учебы, поймет, насколько труднее он должен быть для маленького аборигена, если его родители лишены какого бы то ни было образования, а сам он ужасно робеет перед незнакомыми людьми и хочет знать только ту истину, которая начертана следами в книге леса.
Большинство белых детей получают какую-то подготовку в детских садах или у своих родителей. Они по крайней мере умеют еще до школы складывать по слогам простейшие слова и считать до десяти.
Но мы были кочевниками. Мой отец и дед, моя мать и бабушка не знали грамоты. Они не умели: ни читать, ни писать, ни считать и, уж конечно, никак не могли помочь мне готовить уроки.
Но это еще полбеды. Меня учили английскому языку. Для белого ребенка, родители которого разговаривают по-английски, это довольно естественно, но родным языком моей матери был валибуру — диалект алава. Я должен был учить английский как иностранный, продолжая в лагере разговаривать на валибуру.
Этим, однако, не ограничивались языковые трудности. Как большинство аборигенных языков, валибуру имеет для обозначения чисел только слова «один» и «два»: «вунгаин» и «вуруджа». Мы могли считать до трех и четырех, сочетая эти два слова: вунгаин-вуруджа и вуруджа-вуруджа. Дальше уже мы были беспомощны и остальные цифры показывали на пальцах.
В жаргоне — пиджин инглиш, ломаном английском, широко распространенном в общении между племенами и с белыми людьми, есть выражение «little mob»[20], что означает любое количество до десяти. Числа между десятью и двадцатью обозначаются выражением «little-bit-big-feller-mob»[21], больше двадцати — «big mob»[22], порядка ста — «properly-big-feller-mob»[23]. Но цифр тринадцать, тридцать три, пятьдесят пять, пятнадцать и так далее для пиджин не существуют.